Неприятности на этом не закончились. Жизни, по счастью, никто не больше лишился; мистерии имели характер скорее глумливый, фарсовый. То Мария-Стюарт (по-домашнему, просто Манька), лучшая наша корова гольштино-фризской породы, вдруг отелилась теленком о трех головах. То старый граммофон начинал, тяжело потрескивая, выводить вместо арии Ленского инфернальным басом-профундо:
Не грусти, не плачь, детинка,
В рот попала ягодинка
Аво-о-ось проглочу!
То, разбирая старый хлам на чердаке, я вдруг обнаружил древнеиндийский трактат «Ватьсьяяна кама сутра», с пометками, сделанными явно рукой мосье Бушо. Я отлично помнил его причудливый почерк с наклоном влево и дерзкими завитушками. На нахзаце записи: даты и женские имена. Бурые пятна, плоский засохший клоп да несколько коротких курчавых волосков. Боже, неужели. Те пропавшие девицы… Боюсь, не желаю думать о том, что мой смешной француз причастен к…
Беды коснулись не только нашей семьи. По губернии прокатилось несколько крестьянских бунтов. В Москве, согласно газетам, чуть ли не ежедневно проводились стачки. «Голод, голод», – пугали все друг друга. В воздухе отчетливо витал запах 1905 года: пороха да потроха. И вот, пожалуйте: февраль.
Нет-нет, наша жизнь, слава Богу, не изменилась и катилась так же покойно и размеренно. Но слухи о происходившем в Петрограде определенно тревожили. Правда, отречение «государя» если и вызвало во мне эмоции, то никак не отрицательные. Что мне до самодержца (которого уместнее назвать самодуром), управлению отчизной предпочитавшего возню с дагерротипами и чтение вульгарных романов Вальтера Скотта? Сей помазанник явно неоднократно был бит пыльным мешком по голове, посему сожалеть о нём – пустая трата времени. Даже не царь-тряпка, но царь-карась: холодный и глупоглазый.
Возвращались домой солдаты. Вшивые и взъерошенные. Рассказывали путанное. Держались независимо, даже нагло. При этом оценивающе поглядывали на усадьбу и смачно сморкались. Судя по газетам, в Петрограде и Москве всё было ещё ужасней. Слухи ходили до того макаберные, что в истинность их не позволял верить элементарный здравый смысл.
19
В октябре тряхануло опять. Диковатые события – именуемые производным от безобидного латинского слова «revolutio»16 – приближались к нашему тихому уголку. Сгущались, ох и сгущались тучи. Что-то страшное, где-то рядом.
Всех активных участников и деятелей революции Вера называла эти. Очень верно. Газеты выходили теперь нерегулярно. Печатали, помимо бесчисленных указов, циркуляров, декретов и такое: «Для борьбы с голодом из Ярославля в Москву направлено 15 вагонов жмыхов и 100 пудов ржаной муки».
Жмых. Хамское слово. Хм-м. В Москву. А Москва-то, ведь вот она – в пятнадцати вёрстах. Опасаясь за нашу квартиру на Пречистенке, я всё хотел туда съездить, узнать,