Бабушка и «Варшавянка». Иван Григорьевич Ленивцев

в два счета разобралась и выяснила, что это простой отъем у большинства и передача отнятого – меньшинству. Подобная схема наблюдается, когда один «годок», то есть – старослужащий, забирает у новоприбывших салажат их новенькие ремни, бескозырки, ботинки. Возьмем для примера, другое слово – тарифы. Оно очень похоже на белокрылую чайку, взлетающую все выше, и выше, и выше! Может, кто и не поверит, однако я самостоятельно разобралась, что такое альтернативная служба. Впрочем, что тут особенно разбираться, тут даже глупому морскому крабу понятно, что не всякий призывник пожелает служить на лодке, то есть – на мне, большинство пойдет туда, где полегче, а иные и вовсе готовы откосить от службы, даже в тюрьме попасть, срок отсидеть, лишь бы не идти в армию. Что и говорить, помельчал народ и физически, и духовно. Хочу – не хочу, желаю – не желаю, а ведь есть такое простое и короткое слово «надо»: надо – и все тут!

      Люди вообще сложные существа. Любят они себе проблему создавать, и не просто любят – прямо обожают, без них жить не могут, на пустом месте создают и создают. Будто жизнь без проблем для них – жизнь без смысла. А копни глубже – проблемы-то оказываются мелкими, пустяковыми, никчемными. А как люди могут ругаться, ссориться между собой – это же вообще целое искусство! Из-за всякой пустяковой мелочи, из-за косого взгляда, из-за одного единственного слова – из-за одного! – могут крепко переругаться, перессорится. И это – самые умные в мире существа! Если в экипаже кто-то ссорится, то лично для меня это… это, как удар тяжеленой кувалдой по моему гребному валу. Больно-то, ой, как больно!

      Нет, я, конечно, и вижу, и понимаю, что сейчас время наступило трудное, что сейчас людям тяжело, однако не только им тяжело, может быть, мне – вдвойне, а то и втройне хуже, чем им. Да-да, именно так! Иногда, глядя на мелкую людскую склоку, мне так и хочется крикнуть: «Люди! Оставьте свои мелкие земные распри, обратите наконец внимание на меня! Вы что, слепые, не видите, что мои борта обросли тошнотворно скользкой ракушкой, покрылись ржавчиной, безжалостно разъедающей мое уже немолодое тело? Откройте наконец глаза, вы что, не видите, что меня надо срочно ставить в док? Сейчас же, срочно, немедленно, безотлагательно! Подремонтировать, почистить, покрасить – я сразу же помолодею лет на двадцать, и мы с вами еще порезвимся в океане, подразним самого Нептуна, грозу морей и океанов, подергаем его за бороденку! Ой, с каким удовольствием подергаем! Я все помню! Помнится, этот старый хрыч частенько грозил мне трезубцем острым, все угрожал: „Смотри, шалунья вертлявая, допрыгаешься, доиграешься ты у меня, отправлю на дно морское!“ Я ему смело отвечала: „Послушай дедуля, ох, и напугал же ты меня, прямо спасу нет! Смотри, сам не рассыпься от старости! Отдыхай себе, куда тебе со мной тягаться…“ Смелая я была, храбрилась беспечно, а все потому, что молодая была, глупая, бестолковая, жизнью не битая. Сейчас-то я понимаю, как нежелательно ссориться с этим не стареющим,