– Дрох, ну ты не переживай…
Теперь ясно, почему Энди на меня окрысился. И видит Бог, я не хотел наживать себе врагов, не хотел переходить кому-то дорожку или кого-то теснить. Мешать чьему-то творческому самовыражению.
– Ну че, как Мастейн из «Металлики», – продолжил Астахов, ерзая в скрипучем кресле, – соберет свою банду, все у него будет.
А у меня разве не было бы? Разве я не смог бы все сделать сам? Но прийти к Данчеру и навешать на него всех собак за добрые дела и искреннее сочувствие я бы не смог. Мне действительно нужно было тогда вернуться к ним. Почувствовать, что я еще на что-то годен, что я чего-то стою и кто-то в этом городе мне рад. Это было необходимо. По совести, я никогда не думал ни о Даньке, ни о группе. Остался в Питере, потому что захотелось, потому что нечего было терять. Группа – это здорово, мы друзья навек, но главным для меня была музыка, и ее я мог играть с кем угодно. Данька никогда не планировал переезжать в другой город. Слава и деньги его не пленяли, да и не верил он в это. Надеялся поднять культурный уровень там, где родился. Он пожертвовал классным гитаристом, чтоб самооценку мою из-под плинтуса вытянуть, а я вместо благодарности намыливаю лыжи – сольник буду записывать, адью, ребята!
– Ой, Сеня, как же мне хреново! – я буквально взвыл, обхватив голову руками, стоя посреди комнаты.
Кажется, все, к чему я прикасаюсь, превращается в прах, все, кто меня любит – страдают. Одни разрушения от несусветного эгоизма и горделивой импульсивности. Многое произошло, но я так ничему и не научился.
14 марта, четв.
В доме темно и пусто. Никто не слышит и не подслушивает. Ты и музыка один на один, вы – единое целое. Ты сначала не понимал людей, которые любят играть на публику – все равно, что душу наизнанку вывернуть перед толпой. Люди, которые расценивали талант как средство для достижения низких целей, вызывали отторжение. Музыка для тебя – нечто сакральное, интимное, нечто настолько личное, что открыть это кому-то крайне тяжело.
Потом втянулся и даже начал рисоваться своим талантом. Подкармливать эго.
Но вот ты один. Вокруг темно. Ты закрыл глаза, давая возможность музыке рисовать картины, ни на что не отвлекаясь. Это твои картины – ты создал их своими руками и красками из семи нот.
Перед тобой проносились луга и леса, вода и небо, блики огня, весна и осень, вереница лиц, и ветер, и дождь, и голоса… шорохи, шепот, шелест, шипение. Ты выпал из реальности. Перестал существовать. Ты сам превратился в нечто эфемерное и парил над миром, сливаясь со своей музыкой высоко, в призрачном эфире, и таял с отголоском последнего аккорда…
Ничто