Матвею захотелось быть там, с этими летчиками, артиллеристами и танкистами. Заходя на посадку, он надеялся, что будет так. Их могут не отпустить.
Радио самолетов и земли молчало, но снизу взвилась и небо зеленая ракета – посадка разрешена. Даже Осипову, знавшему войну, было непривычно после тыловой радиоболтовни это деловое и настороженное молчание.
Самолет после посадки еще не успел остановиться, а впереди появился красноармеец с белым и красным флажками. Расставив руки в стороны, как крылья, он побежал, забирая вправо, – надо было рулить за ним. Наконец мотор выключен. И пока Матвей выбирался из кабины, «илюху» уже почти полностью закрыли маскировочными сетями лоскутного безрадостного цвета.
– Здравствуйте, сталинградцы! Как живем? – Матвей поздоровался за руку с потным, раскрасневшимся своим провожатым.
– Живем хорошо. Только летчикам тяжело.
– Понятно. Кто принимает самолет?
– Сержант Кричев, товарищ лейтенант.
– Моя фамилия Осипов. Самолет исправен. Журнал подготовки в кабинной сумке, весь инструмент и формуляры в техническом люке. Там же мой чемоданчик. Достаньте кто-нибудь… Аппарат хороший, сам летает. Ну, счастливо. Может, и увидимся.
Матвей попрощался и полез в кузов подошедшей за ним полуторки. Машина начала петлять между разбросанными по степи самолетами. Осипов не успел еще собрать своих пилотов, как над аэродромом появилась группа Русанова.
Возбужденный своим первым в жизни перелетом, сержант Чернов немножко с удивлением прокомментировал:
– Командир, посмотри-ка, ведь все пришли.
– И очень хорошо. Неисправность на таком перегоне – хуже нет. Останешься один – намучаешься. Один ты, как бездомный пес, никому на нужен на промежуточном аэродроме. С грехом пополам, с проволочками долетишь до места, а потом куда? Своих опять уже нет. В этом случае уж лучше остаться и новом полку, чем своих по свету искать.
Вмешался Пошиванов:
– Лучше-то лучше. Но ведь незаконно… Чего доброго, пока разберутся начальники, в дезертирах находишься. Конечно, могут и перевод по просьбе оформить. Да на войне всякое бывает – придет перевод, а человека уже на этом свете не окажется.
– Все это, Степан, правильно. Но мне думается, что в такой человеческой мешанине отбиться от своих только порядочному командиру и красноармейцу страшно. Зато подлецу сподручно: не дезертир, не без вести пропавший, не убитый, но и не живой. Так, тень на государственном коште. А потом где-нибудь и когда-нибудь, когда уже за свою шкуру будет не боязно, этот тип объявится. И законно ухватит. Потому что на какой-нибудь бумаге будут стоять штемпели, удостоверяющие, что он усиленно искал свою часть.
Наклонился к кабине.
– Эй,