Дед Игнат осунулся, помрачнел и ни на шаг не отходил от распростертой на перине жены. Однажды проснувшись среди ночи, она сказала: «Компотика, Игнатушка… Хочется компота!» Муж не понял, в здравом ли она была уме, или в бреду, но поднялся и пошел варить компот. Она дождалась, сделала пару глотков и произнесла: «Как мало человеку нужно для счастья!» Потом взяла деда за руку. И до конца жизни больше ее не отпускала. Так и ушла счастливой.
Когда бабушку обмывали, чтобы оставить ее чистой на веки вечные, мама упала в обморок. Ее положили на диван, дали понюхать нашатырный спирт, принесли воды. Она подняла голову и произнесла: «Боже, никогда не знала, что у нее тоже родинка… Там же… На левой…» Я не дослушала. Почему-то я была уверена, что мне нужно убедиться в чем-то своими глазами. Меня не пускали, но я протиснулась туда, где еще не успели одеть то, что осталось от моей дорогой бабушки. Я не могла рассматривать ее, это было невозможно для меня, слишком больно. В поле моего зрения попали только высохшие и сморщенные, как будто сделанные из папье-маше, отслужившие свой век бабушкины груди. Так и есть, под левым соском была видна черно-фиолетовая, как будто выпуклая бусина, родинка. У меня была такая же. Я знала, что такая же есть и у Аньки: мы всегда мылись в бане вместе. Получается, что и у мамы тоже. Ну и что такого удивительного? Подумаешь, родинка! Я не понимала, отчего маме нужно было по этому поводу падать в обморок. При чем тут какая-то родинка, когда больше нет, и никогда не будет бабушки. Все-таки мама казалась порой очень странной.
Горе несло меня по узкой тропинке в лес. Только там я могла дать волю слезам. Плакала и плакала вместе с Марьянкой и Феклой. Вновь и вновь по очереди обнимала их шершавые стволы, как будто через них я могла почувствовать, унюхать, ощутить, получить назад мою бабушку. Сенька и Федор грустно смотрели на меня сверху и хранили молчание. Сосны живут дольше людей, и они знают: в отличие от сказок, в жизни случаются не только счастливые окончания.
Меня влекло все дальше и дальше в лес – к озеру, на бабушкину поляну. Я протиснулась сквозь кусты дикого шиповника, протянула руку к зверобою и опустилась вниз рядом с сиреневой шапкой чабреца. Вверху, как ни в чем не бывало, сияло голубое небо. Белые редкие ленивые облака медленно проплывали по нему, как детские кораблики. Меня окружали все тот же лес, все те же запахи. Казалось, приподниму сейчас голову – и рядом увижу бабушкин платок с красными маками. Это ощущение было настолько сильным, что я оперлась на локти и действительно приподнялась. И даже посмотрела по сторонам! Но бабушки не было. Не было и не будет. Никогда больше не будет. Она ушла. Покинула меня. Растворилась в этом лесу. Остался от нее только аромат трав.
Дед Игнат пережил