Эромемуары. Вадим Безанов

crespe ombrageant ses talons,

      Et les filets de ses beaux cheveux blons,

      En cent façons enonde et entortille,

      Je l’accompare à l’escumiere fille

      Qui or’ pignant les siens brunement lons,

      Or’ les frizant en mille crespillons,

      Passoit la mer portée en sa coquille.[17]

      Согласен, на бумаге это выглядит несколько нудно и даже тоскливо, но если послушать, как это звучит, да ещё с парижским грассированием и прононсом, то сердце ваше исполнится самой душистой патоки, и елей любовного томления оросит две трети данных вам природою губ… Разумеется, к черствым особям мужеского пола это не относится. Для большинства из них истинная поэзия есть просто набор нелепых бессмысленных звуков. Им бы чего-нибудь позабористее, да под три пресловутых аккорда незамысловатой гитары:

      Целовались-да, обнимались-да,

      Ночь темным темна…

      И кровать скрипела лихо:

      Всё равно – война!

      Кстати, о двух третях губ. У иного внимательного до привередливости читателя может возникнуть впечатление, что я в женщинах ничего, кроме вагины, не ценю. Ошибаетесь, привереда! Я в женщинах ценю всё, чему можно найти разумное эротическое применение. Что уж говорить о грудях, там более – о попках! О попки, попоньки, попочки! Каких я только не перевидал, не переласкал, не переголубил! Но больше всего мне нравились, нравятся и будут нравиться даже на Том Свете так называемый вздёрнутые попки, или, как я их любовно именую «курносенькие». Боюсь, я в своих предпочтения далеко не оригинален. Мало найдется среди нашей братии женолюбов обожателей отвислых задов павианок, хотя, что скрывать, попадаются всякие – упаси меня Господь от желания перечислить этих упырей уродства, а вельми паче – классифицировать их… Кажется, я несколько отвлёкся. А это непростительно, когда речь у нас зашла о чудесных курносеньких девичьих попках…