Подозрительные звуки донеслись и до боцмана, сразу же определившего, от кого они исходят. Нет! Ну валяться на рундуке во время боевой тревоги на корабле куда ни шло, но спать, да ещё так вызывающе сладко похрапывать… Такое безобразие старый военмор Кудин стерпеть не мог.
– Ну-ка, Садовский, торкни того эстета в бок, да посильнее, органы пищеварения не жалей, меньше казённый харч переводить будет!
Слово «эстет» было любимым словом боцмана. Где его подцепил, он уж и не помнил – то ли в газетке, то ли от давно выслуживших сроки «старших товарищей». Слово ему сразу пришлось по вкусу, хотя толком не ведал его значение. Напомнило оно другое слово из послевоенной юности, бывшее в ходу в те лихие времена – кастет. Чувствуете, какая рифма сумасшедшая у этих слов, так и просится в стих! Кудин не преминул его сочинить: «ДолжОн быть в кармане кастет, если ты настоящий эстет» и порой использовал в нравоучительных спичах, как прибаутку, для придания своим словам глубокого философского смысла.
Бывалый, говорят, солдат спит, да всё видит. Старший матрос Пастика, прослуживший почти два года на корабле, не только всё видел, но и слышал. Потому после возмущённой тирады боцмана храп резко прервался, но Пастикины глаза по-прежнему оставались закрытыми. Возможно, он проверял Садовского – торкнет или побоится. Юрка и не думал бояться, да и торкать не собирался – мало ли чего тебе прикажут. К тому же, по всему было видно, что Пастика очнулся, но притворяется – соблюдает подобающую его статусу солидность.
Наверху вдруг зашумело и забулькало, словно кто-то дёрнул ручку громадного унитаза. «На верхней палубе вода, – догадался Юрка и, с опаской взглянув на подволок кубрика, перевёл вопросительный взгляд – уж не тонем ли? – на боцмана».
– Что, Садовский, не хочешь помирать? Плавать-то умеешь? До берега ещё недалече, саженками домахаешь… – криво усмехнулся Кудин и, словно спохватившись, по-отечески успокоил Юрку, – Не боИсь, выдюжим. То шальная волна хлестанула на бак. Не ровен час, по гюйсшток окунёмся, и то не беда.
Боцман глянул на часы. Прошло уже почти полчаса, как его команда задраилась в кубрике. Кудин знал, что по выходу из базы через десять-пятнадцать минут командир или начинает корабельные учения по борьбе за живучесть, или объявляет «Отбой боевой тревоги – первой смене заступить». Что там они на мостике, заснули, как у меня Пастика?
Признаться, Кудин с утра сам был не в своей тарелке. Ночью просыпался, пил из бачка тёплую воду с металлическим привкусом, а в голову лезла всякая дребедень. Уж скоро стукнет тридцать пять, а у него ни семьи, ни дома. Обитает на корабле в тесной мичманской каюте. По субботам шляется по разведёнкам. Ведь с ними проще – взял бутылку, шмат колбасы да батон ещё не забудь прихватить – у них вечно не бывает хлеба – и «вечер отдыха» гарантирован. Сколько это может продолжаться? Надо