А вот электрик, который бойко представился Садовским, показался Ильясову «тёмной лошадкой». Было в нём что-то от избалованных столичными благами ершистых москвичей и ленинградцев, что-то от начитанных провинциальных книжников. И тем и другим начало службы на кораблях давалось не легко. К кораблю они не привязывались, при первой возможности старались сойти на берег. Начинали чудить – или писать статейки в газеты, или, пуще того, подавались в «артисты», благо в матросском клубе и театр самодеятельный, и ансамбли всякие – пой, пляши, фокусы кажи. Чем бы ни тешиться, лишь бы с корабля долой. Правда, некоторые, переболев «детской» болезнью ломки, становились неплохими специалистами и надёжными звеньями цепи, которая есть экипаж корабля.
Ильясов вспомнил матроса Валерия Нарожного. Пришёл парень с «учебки» на корабль мотористом. Начал статейки кропать во флотской газете, а во время ремонта корабля в Либаве пришёл приказ о его переводе на расконсервированный крейсер «Октябрьская революция». Ильясов и сам любил большие корабли, особенно крейсера. Потому мог бы понять Нарожного, уйди он на крейсер по специальности. Но, как оказалось, пристроили его в корабельную многотиражку. Заприметил его по публикациям редактор «Боевого курса», газеты крейсера «Октябрьская революция», некто капитан третьего ранга Николай Жичкин и перевёл Нарожного к себе в редакцию.
Однако жизнь показала, что Нарожный не «косил» от корабельной службы, а следовал призванию свыше. После службы закончил факультет журналистики Киевского университета и стал прекрасным журналистом. Стало быть, неспроста «пописывал статейки» матрос Нарожный.
Неясность с личностью нового электрика немного смутила Ильясова, и он, вопреки своему правилу попусту не вступать в разговор с матросом, задал вопрос. Нет, чтобы спросить, как принято, мол, из какого учебного отряд прибыл, он так некстати осведомился о его росте, тем самым высветив свой не ахти какой. Электрик ответил и тут же добавил, что комиссия во флотском экипаже не рекомендовала направлять его с таким ростом на корабль, но он упросил. Ильясов скривился, не любил он трёп. Спросил командир – отвечай лаконично на вопрос, и никаких экскурсов. Знать, плохо муштровали в «учебке», гражданку не вытрясли. Однако смолчал и было уж закончил аудиенцию, но, вспомнив,