– Ну, ты наблюдал эту прелестную сцену? Николаша-то выскочил, как ошпаренный! – заметила Фиона. – И где он теперь бродит?
– А тебе не все равно, где барон проводит вечера? – удивился Матвей.
Странно, никто не доложил Матюше о предшественнике.
– Ты же знаешь, он то на вечеринках, то в ресторанах. Коли денег куры не клюют, так чего же не гулять. – продолжил он, целуя локоть ее нежной руки.
Фиона потушила окурок о край металлической пепельницы и нервно отстранилась для того, чтобы достать новую пахитоску из коробки, расписанной в восточном стиле.
– Ты не обо всем осведомлен, малыш: барон беден, как церковная мышь. – заявила она, прикуривая. – Это он перед нами фасон держит. Думает, никто не догадывается, что вечерами он работает, а не просаживает деньги в игорных домах и ресторанах.
– Да? А я слышал…
– Я же говорю, спектакль разыгрывает.
Матюша задумался, и Фионе показалось, что с непривычки его мозги заскрипели, как немазаная телега.
– А ты-то чего всполошилась? – повысив голос, спросил он. – Ну, зарабатывает, хотя ему по чину не положено, ну так ведь не ворует.
– Не кричи! – шикнула Фиона. – Необязательно оповещать всех присутствующих о нашей… дружбе.
Дальше вечер пошел по накатанной.
– А ведь ты, Матюша, терпеть не можешь земляка своего, Петю, – высказала предположение Фиона, проводя пальцами по его щеке.
Она смотрела на него пристально, словно хотела вложить свои мысли в его голову. Матюша дернулся, и она поняла, что угадала.
– Как ты? – спросил он, отстраняясь.
– Как я догадалась? Ну, это нетрудно. У тебя все на лице написано, милый. Ты ему завидуешь? А, может, ты тоже на Зою глаз положил? Тогда скажу: напрасно, она втюрилась в Петечку, и даже барону дала от ворот поворот. Не делай такие глаза – с чего бы ему убегать из дома после разговора с ней. Одно радует: уроки прекратятся, и эта мамзель у нас больше не появится.
– Да, не появится, как же. – засомневался Матюша.
Лежать на старом диване было неудобно, несмотря на обилие подушек, подушечек, думок и мягких игрушек. Матвей дернул на себя покрывало и чуть не опрокинул пепельницу, которую Фиона неосторожно поставила рядом.
– Мне мадемуазель никогда не нравилась, ты же знаешь, – заявил он, – приходит или нет, меня это не волнует. А Петьку я и в самом деле терпеть не могу. Почему, я тебе не скажу, это наши с ним счеты, еще с деревни.
– Козу не поделили? – усмехнулась Фиона, наливая вино в стаканы.
– Да при чем здесь коза? – отмахнулся Матюша. – Силины богато живут, они и скотиной-то не занимаются, у них батраков полно.
– Завидуешь?
В зрачках молодого человека сверкнул недобрый огонек: Фионе стало не по себе. Она подумала, что кажущийся малохольным Матюша не так прост, и лучше с ним дружить.
Зависть –