– Я убеждён, – с холодной яростью глянул Су Шунь, – что вы только затем и въехали в Пекин, чтобы отсюда помогать вредить Китаю англичанам и французам.
– Каким образом? – поразился его логике Игнатьев. – И с какой такой стати?
– Вы не понимаете?
– Нет.
– Тогда я объясню. Вы воевали с Англией и Францией и проиграли войну!
– Ну и что?
Су Шунь посмотрел на свой веер.
– А то, что с тропы войны люди сворачивают на тропу разбоя.
– Скажите это Англии и Франции. Или вы видите в русских разбойников?
– Да, – мрачно отрезал министр. – Вы потерпели поражение, значит, подчинились чуждой воле. В вашем случае Россия подчинилась Англии и Франции и, разумеется, теперь обязана всецело помогать им в их войне против Китая, против моей родины и моего народа. Злую собаку прокормишь, а соседа – нет. Может, вы и не хотите, но вас побили, а побитый помнит палку: боль имеет воспитательное значение. Теперь вы действуете по указке: требуете передачи вам части наших земель. Какая низость! – негодование вновь заклокотало в его горле. – Быть униженным и унижать другого!
– Да чем же это вдруг Россия унизила Китай? – воскликнул Николай и недоуменно развел руками. – Своим добрососедством?
– Добрые в клятвах не нуждаются, – гневно ответил Су Шунь. – Вы проиграли войну и предлагаете свою помощь нам – это ли не унижение?
– Мы предлагаем…
Фаворит богдыхана его не слушал, говорил своё.
– Мне незачем напоминать, но я напомню: подлый И Шань, подписавший Айгунский трактат, хоть завтра может предстать перед судом русского царя! Он отстранен от должности, лишен всех званий, привилегий и наград, чего вам ещё надо? Извинитесь за проявленную вами низость и спокойно живите в Пекине, ждите, когда мы договоримся с теми, кто не дает нам покоя вот уже несколько лет! – Он облизнул губы и продолжил: – Я не ищу с вами ссоры, вы для меня никто, обычный приставала, каких в Китае пруд пруди, но вот что я вам скажу: вы не увидите печать Сянь Фэна на нашей с вами пограничной карте. Определить нашу границу так же невозможно, как невозможно оседлать тигра! – Голос Су Шуня зазвенел от ярости и сорвался на крик. – Уезжайте!
Игнатьева как будто по щеке хлестнули.
– Вы мне показываете на дверь? Вы – мне? – Его почти трясло. – Слава Богу, что я не обидчив. – Он знал, что Татаринов переводит не всё, и давал выход своим чувствам. – Хотя, признаюсь, нетерпелив. – Он пригнул голову и глянул исподлобья. – Отныне я приложу все силы для того, чтобы вы утратили свою привычку злобиться по пустякам!
– По пустякам? – задохнулся от гнева министр. – Седьмая часть Китая – пустяки? Всё! Я не желаю больше говорить на эту тему. – Он свернул веер и резко поднялся. – Я научу вас считать зёрна в мере проса! – Его колючие глаза сверкали гневом. Смотреть в них не хотелось, напротив, подмывало желание встать и выйти, лишь бы никогда их больше не видеть.
Они