Где-то рядом слышалась беззаботная болтовня Калдера и Арода, к которым вскоре присоединился почти весь отряд, и над местами, где они проходили, слышался их громкий разнузданный смех.
А высоко над их головами, в голубом, без единого облачка, небе, заливались сладкой трелью жаворонки, воспевая красоту этого благословенного мира, давно забывшего боль войн, что гремели раньше от востока до запада. И не ведали жаворонки о скором зле, что было давно забыто в этих краях, ибо не хотели они ведать о нём, прославляя мир и покой здешних земель.
На исходе третьего дня большое войско остановилось на берегу широкой реки Урили́, которая вытекала из великой Женувер, несущей свои воды в озеро У́на, чьи берега были священны и не осквернялись, хранимые Белыми божествами Э́йвелин, которых воспевали барды Севера, как могущественных предшественников людей, приходящих к тем, кто воззовёт к ним о помощи. Но никто не слышал и не видел их, и песни оставались лишь песнями.
– В песнях говорится, что тем народом правит Э́йна, чья красота несравнима с красотой ни одной смертной женщины, – благоговейным шёпотом рассказывал Арод, когда они сидели у костра тёмной ночью. – Она единственная дочь короля Унда́ра, ушедшего со своей женой к звёздам после Великой битвы ушедших эпох. Теперь-то всё это словно вымысел и сказка для детворы, но в песне именно так и говорится.
– А Эйна почему осталась? – спросил Бойд, заворожено глядя на Арода.
– Осталась, – кивнул тот. – Она не видела той боли, что видели её родители, и поэтому осталась править своим народом, чтобы увести их в величие звёзд, когда тому придёт время.
– Жаль, что это всего лишь песни, – вздохнул Барден.
– Да, – мечтательно протянул Калдер. – И не увидеть нам красоты Эйны. Будем смотреть на своих женщин, – и он громко захохотал.
Многие тоже поняли его шутку и ещё какое-то время покатывались со смеху.
– Полно вам, – беззлобно оборвал всех Онгхус. – Словно вам только страшные и попадались. Небось, ты, Калдер, не на самой страшной-то женился?
– Да, – вновь протянул Калдер. – Но в споре, каким бы он не был, моя жена пострашнее тоторонга будет.
И все снова захохотали, даже Онгхус не сдержался. Сам же он натирал до ослепительного блеска свой круглый, со сложным узором и рунами, щит. Использовал он при этом какую-то неизвестную Айлеху траву.
– Что это? – спросил он, подсаживаясь ближе к нему.
– Мы это растение косолапником зовём. Смотри, какие у него листья косолапые, – и Онгхус отщипнул веточку и протянул ее Айлеху. – Растет под снегом у гор Шейлих-Ардин, что далеко отсюда, на границе с землями Древнего Севера. Для нас это редкое растение, но там оно растет повсеместно. Щит от него блестит, как гладь озера Унаде́йн, названного в честь озера У́на, но всё же, являясь всего лишь его отражением и не передавая всей красоты священных вод.
– А как ты узнал о свойствах косолапника? – спросил Айлех, изучая веточку травы.
– Мы