– Какой леший нас сюда привел? Чего мы с того поимеем? Может, нарочно нас губят? Лефорту разве русскую душу жалко? Да и царь из землянки за боем наблюдает. Раньше-то, говорят, князья впереди шли. Да и не обучены мы осадам, нам бы стенка на стенку – чего легче!»
Но царь стоял на своем: надо брать Азов. Страшновато было среди ропчущего войска, но еще страшней представлялось Петру возвращение в Москву с поражением. Там сидит Софья, как ведьма ждет- не дождется стрелецкого возмущения, там бояре будут толкать друг друга в бок и скалить зубы: «Ну как кукуйский пьяница обмишулился»
Умудренные опытом, старые воеводы, ходившие в Литву и на Крым, посматривая на самонадеянного юношу, с грустью вспоминали свою молодость, когда были также горячи и нетерпеливы, полны желания отличиться. Кому ж идти напролом, ежели не ему. Токмо людей надобно беречь, воевать с толком, а не с наскоку. Ничего, пооботрется.
Петр похудел, исчез юношеский румянец со щек, понимал, что влип, Пить, гулять не хотелось, липкий страх подступал к сердцу по ночам. Днем не смотрел стрельцам в глаза, боялся недобрых взглядов, которые напоминали ему кровавые события 1682 года. В голове застряла одна навязчивая мысль: «Быстрей, быстрей отвязаться от стрельцов, иметь под рукой надежных, послушных солдат, четко исполняющих все команды, не раздумывая. А сейчас взять бы сей клятый Азов. Ну,турочки, сдавайтесь, пожалуйста, что вам стоит. Я вам в другом месте отдам победу».
Турки, естественно, не слышали сих мысленных увещаний, а делали свое дело, делали хорошо. Русские исхитрились и сделали все ж таки несколько проломов в стенах крепости. Гвардейские полки Семеновский и Преображенский, полки Гордона Бутырский и Тамбовский уже рубились внутри крепости, но не получали подмоги. Стрелецкие полки Лефорта подходили, суетились, кричали, но лезти на рожон не хотели.
Через несколько часов боя трубачи и барабанщики сыграли отбой. Не хватало последнего решительного натиску. Впервые Петр кричал на Лефорта, на Голицына, требовал самопожертвования. У него на языке уже было приказать вешать трусов, но чувство собственного самосохранения каждый раз удерживало его в последний момент от шага, который мог иметь непредсказуемые последствия. Последней каплей, преполнившей чашу терпения Петра, стало сообщение, что в стрелецких полках идут разговоры, что Лефорт умышленно подставляет стрельцов под турецкие пули и ядра и что ежели у царя глаза закрыты, то они сами их откроют.
– Надобно сниматься, Петр Алексеевич, – веско сказал Гордон после очередного штурму, оставшись наедине с царем. – Силы наши иссякли, большего мы уже не сможем добиться…разговоры пошли нехорошие.
–Да–да, разговоры, – поспешно подтвердил Петр.– А может соберемся в последний раз, а? – голос царя прозвучал почти заискивающе.– Позор-то какой возвращаться. – Глаза Петра покраснели, в них стояли слезы, готовые пролиться.
– Не падайте духом, Петр Алексеевич, – видя настроение