Вот свидетельство тому историка, имевшего личный доступ к архивному делу КГБ № 13676 («Энормоз»). В этом деле, по сведениям А.Б. Максимова, историка разведки НКВД, под грифом «хранить вечно»,
«имеются на листах разведывательной информации отзывы и заключения Игоря Курчатова: “Было бы хорошо получить… ”, “очень важно знать… ”, “крайне важно выяснить… ”. Таких обращений сотни… <выделено мной — Ю.Л.> И разведка “получала”, “узнавала”, “выясняла”… Со слов разведчиков-атомщиков известно, что Курчатов ни разу не отверг информацию разведки как сомнительную или неугодную»[203].
Но я не вижу в этом свидетельстве ничего обидного или порочащего научную и человеческую репутацию Курчатова.
Что касается науки, то данные разведки позволяли Курчатову быстрее решать стоящие перед ним задачи. Эта помощь ускоряла решения, но сами решения требовали его научной работы. А это была очень трудная и ответственная работа. И далеко не всегда он соглашался с ответами из судоплатовского решебника.
Например, при обсуждении важнейшего вопроса о конструкции первого советского промышленного атомного реактора в Челябинске (комбинат № 817, реактор А, «Аннушка») он поддержал конструктора Н.А. Доллежаля, предложившего принципиально новое конструкторское решение.
«Важно подчеркнуть, что, как было известно И.В. Курчатову из разведдонесений, в американском уран-графитовом реакторе… стержни располагались горизонтально… Однако Научно-технический совет ПГУ решил на своем заседании, продолжавшемся с короткими перерывами 92 часа, принять вертикальный вариант Н.А. Доллежаля, разработанный в НИИхиммаше. За это твердо высказались Курчатов, Поздняков, Славский, Меркин, Доллежаль, Калинин и Кондрацкий. Остальные члены комиссии отдали предпочтение горизонтальному варианту»[204].
Степень личной ответственности Курчатова в этом случае была сугубой. Дело в том, что
«на все крупные объекты атомной отрасли назначались свои научные руководители, подчинявшиеся И.В. Курчатову. Однако научным руководителем комбината № 817 Курчатов назначил себя сам, продолжая нести одновременно груз научного руководства всем Атомным проектом»[205].
Что же касается человеческой репутации, то взятый им на себя тайный грех «информационного наркомана» спасал десятки (может быть, даже сотни, если учитывать «спецконтингент ГУЛАГа») тысяч людей от бессмысленной, тяжелой, а порой и смертельно опасной работы, неизбежной при отказе Курчатова от «информационного допинга». Так что был этот грех – во спасение непричастных.
Для Курчатова психологическим следствием этого «греха» было, вероятно, подсознательное ощущение себя «демиургом информационного поля». Как пишет известный разведчик и историк В.Б. Барковский,
«вся поступавшая из резидентур