Вообще, чем выше рос, тем дальше скатывался. В войну, говорят, жировал, отсиживался где-то в тепле, даже к Сталину на дачу приезжал иногда, песни тому очень нравились центаврианские – плакал, водку пил под них, иногда даже подпевал.
Дед мой его видел потом, в пятидесятые, с балериной, с какой-то, из Большого Театра, но подходить не стал: «Ну его, – думает, – этого…»
– Ну-ну-ну, на балерине я вас совсем потеряла. Молодой человек, вы так за сумасшедшего хотите сойти?
– Да нет, думал, Вам интересно будет послушать просто.
– Где ж это видано, чтобы инопланетяне так высоко дослуживались? В сталинские-то времена! Да ещё и с Альфы-Центавра. Юморист. Берите свою карточку и давайте к окулисту.
Синекожий психиатр написала на медицинской карте "отклонений не выявлено" и прокричала фамилию следующего призывника.
Драма
Как-то я, мой самый лучший костюм и моя очень красивая жена пошли в картинную галерею. Ах, картинные галереи, вы так напоминаете мне здания, где в рамах висят работы художников! Пошли мы любоваться пейзажной живописью, потому что от портретов у меня голова болит ещё сильнее, чем от жизни, и не говорите мне, что бывает ещё какая-то другая живопись.
– Посмотри, какая красота! Чернозём, коровушки. Вот туда бы и поехал жить, – вожделенно проговорил я.
Жена очаровательно улыбнулась и покачала головою:
– Город тебе чем нехорош?
– Даже и не зна-а-аю… – затянул я. Перед нами возникло отвратительно ухоженное лицо:
– Добрый день, – отвратительно ухоженное лицо отвратительно улыбнулось и представилось. Имя у него тоже было какое-то такое, ухоженное, – Я работаю в театре и в кино, а ваша спутница поражает своей красотой, быть может, она захочет попробовать себя на актёрском поприще?
Я, было, хотел вызвать полицию, но жене моей была вручена визитка и нас оставили в покое. Мы закончили свой пейзажный моцион и пошли к выходу. В гардеробе я увидел ещё один шедевр:
– Посмотри, какая великолепная картина!
– Это зеркало, – ответила моя жена.
– Хе-хе, забылся, прелесть моя! Искусством навеяло.
Через пару месяцев, когда я сидел в своём большом кресле и читал «Сельский вестник», а жена смотрела в окно и великолепно загораживала мне палящее солнце, она вдруг спросила меня:
– Что бы ты сказал, если бы я пошла на кинопробы?
Я задумался – с одной стороны, я не люблю кино, с другой, я не люблю актёров. Тут так сразу и не разберёшься – что сказать.
– Ну, а зачем тебе это вообще нужно? Мало тебе внимания, какое я оказываю? Да, и вспомни, мы по улице не можем пройти просто так – на тебя даже женщины засматриваются, зачем тебе это,