– Главное, сдать языковой тест и получить четвёртый параграф.
– А что они будут спрашивать.
– Обычно достаточно рассказать о себе, и ответить на несколько вопросов.
– Бабушка, ты сможешь рассказать о себе?
– Ну я им скажу: Я родился в Одесска област…
– Бабушка! – Славик схватился за голову. – Всё!! Можем ехать назад!
Я слушал, сидя на рольштуле рядом со своей кроватью. Эмилия Андреевна и Роза, казалось, были подавлены новой обстановкой. Они сидели на своих лежанках в тени от верхних ярусов, смотрели на говоривших и не произносили ни слова.
– Она говорит, что до семнадцати лет говорила только по-немецки, а сейчас не знает ни слова. Я не верю, – сказала мне полушёпотом Эмилия Андреевна. – Как можно забыть свой родной язык?
Я пожал плечами:
– Чего только не бывает на свете.
На другой день, в воскресенье, ждали из Гамбурга Юлиту, Якоба и старика Герасима.
С утра Шолостина Михайловна не находила себе места:
– Юлита не говорил, когда выезжают?
– Часов в десять, не раньше, – предположил Славик.
– А сколько ехать?
– Да кто же знает. Здесь всё рядом. Вы не знаете, сколько километров от Гамбурга до сюда? – обратился он ко мне.
– Километров двести – двести пятьдесят. В коридоре висит карта Германии.
– Короче, к обеду будут.
В час мы пошли на обед, долгожданных гостей всё не было.
– Не случилось бы, как у Фогелей, – сказал я Лизе.
После обычной послеобеденной прогулки мы вернулись в нашу комнату. К соседям никто не приезжал. Даже Славик стал волноваться.
Но вот по коридору покатились, как камни с горы, звуки приближающихся шагов. У нашей двери они затихли: «Здесь, наверное», – сказал женский голос, и в дверь постучали.
– Да, да! – крикнула Жанна и побежала навстречу. За ней кинулись Слава, Стасик, последней засеменила Шолостина Михайловна.
Вошли трое. Вернее, первой не вошла, а влетела красивая женщина, которая не могла быть ни кем другим, как Юлитой Герасимовной.
– Мама! – она обняла Шолостину Михайловну. – Славик! Ах какой молодец! Жанночка! – расцеловала Жанну. – С приездом, мои дорогие! Стасик! Как ты вырос! Дай я тебя поцелую! У-у-у! Котик ты мой!
Как мы знали из рассказа Шолостины Михайловны, её дочери было пятьдесят пять лет, но столько энергии я не видел и у тридцатилетних.
У Юлиты Герасимовны были голубые глаза, гладкая белая кожа, волнистые рыжеватые волосы и тонкий точёный носик. В общем, она была красивой женщиной.
– Мама… Ну а это… Узнаешь? – сказала Юлита, понижая голос и отступая в сторону.
Она указала на невысокого престарелого господина в сером пальто, шляпе и роговых очках. Больше о господине и сказать было нечего, кроме того, что он немец. Вот встретил бы я его в Африке, и сразу сказал бы – это немец. А почему – не знаю. Я не смог бы выделить ни одной характерной черты: нос, глаза,