– Ну, там BND – это наша специальная служба. Только вы не пугайтесь, никто вас вербовать не будет. Вы ведь лейтенант медицинской службы? С вами просто побеседуют.
– Что им надо? О чём со мной беседовать? – Лиза испугалась и разволновалась.
– Ну, с Богом! – сказал я, когда она собралась идти. – Смотри, не выдай военную тайну.
Вернулась она спокойной.
– Ну что?
– Спросили: «Вы в поликлинике работали? Сколько у вас было койко-мест?». Я сказала, что в поликлинике нет койко-мест.
– И всё?
– И всё.
– Да, измельчали наследники Мюллера и Шеленберга! Такие дурацкие вопросы задают.
Шолостина Михайловна, Герасим и другие
Среди первого самого сладкого сна шумно распахнулась дверь, вспыхнул резкий свет, и, словно картофелины по полу, покатился топот многочисленных ног.
Лиза вскрикнула спросонья и взметнулась на своей постели. Я высунулся из-под одеяла, таращась перед собой и жмурясь от режущего света. Против меня стояла красивая молодая казашка и смущённо улыбалась блестящими раскосыми глазами:
– Извините, пожалуйста, за вторжение.
– Ничего, ничего, – сказал я.
По комнате по-хозяйски расхаживал младший хаусмайстер и давал приехавшим необходимые, как ему казалось, наставления, мало заботясь понимают его или нет.
– Соблюдать гигиену, – свиристел он, – не быть свиньями, проветривать комнату и не вонять пóтом: мыться, мыться и ещё раз мыться! Вы кто? Чукчи или авары, что ходите с таким запахом?! – и вышел оскорблённый.
– Бабушка, что он сказал? – спросил высокий мужчина лет тридцати трёх с глубокой залысиной, и просвечивающим сквозь редкие серые волосы черепом.
– Я не знаю по-немецки. Ничего не понимал, – ответила старушка.
– Давайте раздеваться, – сказал мужчина, – Стасик, в уборную не надо?
– Надо, пап, – ответил черноглазый мальчик лет восьми.
– Извините, – обратился ко мне мужчина, – где здесь туалет?
– В дальнем конце коридора: мужской налево, женский направо, – сказал я.
Мужчина с мальчиком вышли из комнаты.
– Шолостина Михайловна, мы со Славиком ляжем наверху, а вы со Стасиком внизу,– предложила красивая казашка,
– Хорошо, Жанна. Я согласный.
В комнате было ещё две женщины: одна лет пятидесяти, с круглыми, выпуклыми как вишня, глазами, черноволосая, неимоверной толщины, тяжело дышавшая, с крашенными губами, в меховом полупальто и Павлово-Посадском платке на плечах, другая – согбенная восьмидесятилетняя старушка, в старинном плюшевом жакете, неизвестно как сохранившемся от моли и других невзгод времени.
– Нам придётся спать под вами, – сказала молодая, обращаясь к Лизе. – Меня зовут Роза, а это моя мама Эмилия Андреевна.
– Конечно, располагайтесь, пожалуйста, – сказала Лиза.
Я отвернулся к стене и натянул на голову одеяло, чтобы не смущать женщин.
– Садись, Роза, я сниму твои сапожки, – сказала старушка.
Через