И тут оцепенение спало так же внезапно, как смертоносный всадник ворвался в освещенный круг костра. Со всех сторон тут же заголосили, заорали, завопили пронзительно и призывно; зазвенела сталь, замелькали луки и колчаны. Паника полыхнула подобно лесному пожару.
Перепиливая толстенную веревку, менестрель во все глаза смотрел на друга. Он бился… страшно он бился. Бывает, мечники красуются или болтают, иные рычат, как дикие звери, а те, чье мастерство оказывается выдающимся, начинают играть с противником – и тогда выглядят впечатляюще, как ураган. Аскольд же ураганом не казался. Наносил удар только тогда, когда нужно было ударить. Молча. Сдержанно. И лицо его, как-то очень неуместно молодое, оставалось бесстрастной маской без тени живой человеческой эмоции. Его учили этому, учили с самого детства, и вовсе не оберегали от грубой жестокости жизни, как если бы он был из фарфора, нет. А потому Аскольд был вдвое, втрое опаснее, смертоноснее и эффективнее.
Менестрель наконец справился с проклятой веревкой, и девушка, обессиленная, рухнула на его подставленные руки, все еще сотрясаясь от рыданий.
– Тихо, тихо, сейчас мы улетим отсюда, далеко-далеко, и потом все это покажется страшным сном, только ночным кошмаром… – так ласково, как только мог говорить человек, пока вокруг падали и падали убитые, уговаривал ее Осверин, подхватывая на руки и сажая в седло, чтобы самому устроиться на конском крупе и хоть отчасти выполнить только что обещанное. – Все будет хорошо. Аль!
Мечник, почему-то уже пеший, отсалютовал ему, пока ногой спихивал с меча нечто, бывшее частью ночного разбойника. Они оказались совсем неважными фехтовальщиками, увы.
Осверин пришпорил было коня.
– Нет, – застонала девушка, – мне нужно… Я… Нужно…
– Что такое, миледи? – он и сам не сказал бы, почему обратился к ней именно так.
Она собрала все силы в кулак, чтобы ответить:
– Я должна уехать одна. Или за мной придут, а вас заберут тоже, и конь не увезет двоих так быстро, как увез бы одного, а до конца ночи еще далеко, и, о боги, это же Поющий лес – о чем вы только думали?!.. Мне надо ехать. Дашь… дашь мне коня?
Говорила она приятным, несмотря ни на что, бархатистым голосом, с легкой картавинкой, ужасно очаровательной.
Менестрель в изумлении воззрился на нее. Последствия удара по голове? Нет ли у нее жара? Истощения?..
– Я справлюсь, – обреченно заверила она и качнулась в сторону, но последним усилием выпрямилась и села ровно. – Правда.
Она выглядела неважно, но говорила твердо и была непреклонна. А они с Аскольдом ведь не похищали девушку, а спасали, ведь так?
Конь перешел на шаг.
– Ты точно в состоянии скакать верхом сама? Уверена, что не упадешь? – наконец вздохнул музыкант.
Девушка кивнула.
– Тогда остается только поверить тебе на слово. И пожелать удачи.
Она неожиданно рассмеялась, мелодично и звонко, и, когда Осверин вложил ей