– А кто такой этот Вяземский и почему письмо с рассказом о ходе так называемой дуэли адресовано именно ему? – задался вопросом Алексей.
– Он тоже как бы поэт, но лично мне его произведения не нравятся, они мне кажутся злыми, – ответила Лидия. – Тетя Лиза говорила, что на балу у Синявских пересказывали свидетельства Жуковского и Вяземского о смерти Пушкина. Думаю, можно с уверенностью утверждать, что эти двое действуют в сговоре. А это письмо, полагаю, призвано между прочим показать, будто Вяземский – друг и наперсник Пушкина, знающий подробности его смерти от непосредственного свидетеля дуэли.
– Очень несуразно все здесь описано, – заметил Саша. – Как я понял, изначально место было выбрано не в лесу, а где-то еще. Но в лесу, где снегу по колено и надо площадку вытаптывать, они спрятались от ветра. По мне так уж лучше на ветру стоять, чем по сугробам лазить, особенно перед стрельбой. И еще. Раненый человек crie, а не dit[58], как здесь сказано. Если ушибешься или порежешься, и то вскрикиваешь, а Пушкин, получив ранение в живот, спокойно сообщил об этом всем окружающим.
– Так здесь же все ложь, злонамеренный и плохо сработанный вымысел от начала до конца, – возмущенно сказала Лидия.
– Что плохо сработанный, это точно, – присоединился Алексей. – Обратите внимание, что д’Аршиак здесь пишет, как раненый Пушкин страдал, лежа в санях при езде по плохой дороге.
– У нас зимой для саней дороги хорошие, снег все сравнивает, – сказала Лидия.
– Я не о том. На деле этот д’Аршиак не мог видеть Пушкина во время езды, потому что должен был находиться в других санях.
– Вот это наблюдательность! Снимаю шляпу, – изумился Саша.
– Да ладно тебе! Хотя, постойте, тут вот еще что написано: «…il avait attendu que le transport de son adversaire fut effectué et que je puisse l'accompagner à Pétersbourg»[59]. Непонятно, почему д’Аршиак не мог сопровождать Дантеса в Петербург, пока Пушкина не отвезли куда-то за полверсты…
– Наверное, потому, что никакого д’Аршиака не существовало, – предположил Саша. – Его придумали плохие сочинители, но не просчитали до конца, где и когда он должен находиться и что делать. Поэтому и вышло криво.
– Мне думается, что это все получилось не просто так, а в результате своеобразного смешения правды и вымысла, и эту правду надо постараться каким-то образом отсюда извлечь, – сказала Лидия.
Саша скептически покачал головой.
– Наверное, такое возможно, но только пока совершенно непонятно, как это сделать, – сказал он.
– Давайте дочитаем, тут немного осталось, – предложил Алексей.
Документ номер 9 «Письмо К. К. Данзаса к князю П. А. Вяземскому» вызвал у Лидии бурю негодования.
Милостивый Государь, князь ПЕТР АНДРЕЕВИЧ.
Письмо к вам от г. д'Аршиака о несчастном происшествии, которому я был свидетелем, я читал. Г. д'Аршиак просит вас предложить мне засвидетельствовать показания его о сем предмете. Истина требует, чтобы я не пропустил без замечания некоторые неверности в его рассказе. Г. д'Аршиак, объяснив, что первый выстрел был со стороны г. Геккерна (Дантеса) и что A. С. Пушкин упал раненый, продолжает: «Les témoins s'approchèrent; il se releva sur son séant et dit: “attendez!” L'arme, qu'il tenait à la main, se trouvant couverte de neige; il en prit une autre. J'aurais pu établir une réclamation, un signe du baron Georges de Heckern m'en empêch». Слова A. C. Пушкина, когда он поднялся, опершись левой рукой, были следующие: «Attendez! je me sens assez de force pour tirer mon coup»[60]. Тогда действительно я подал ему пистолет, в обмен того, который был y него в руке и ствол которого набился снегом