Он не давал мне ни сантима. Потом он исчезал на несколько дней и возвращался мертвецки пьяным. Я слышал, как мать ругает его. Часто до меня долетали слова «пропойца» и «потаскун».
Вот так мой отец эксплуатировал нас. И хозяин кофейни тоже эксплуатировал меня, поскольку я узнал, что есть другие половые, которые получают больше меня. Я решил, что буду обкрадывать любого человека, который будет эксплуатировать меня, будь то даже мои отец или мать. И буду считать воровство законным делом среди этого племени негодяев.
В кофейне было два типа посетителей: те, что приходили сюда днем, и те, что бывали здесь ночью. По воскресеньям они оказывались все вместе и перемешивались. Они расспрашивали друг друга о ночных и о дневных событиях.
Я курил сигареты, а порой, тайком, и трубки с кифом. Когда я выполнял поручение кого-нибудь из посетителей кофейни, тот давал мне немного кифа или полстаканчика вина, или еще самокрутку с гашишем. Меня рвало какой-то зеленой и желтой плесенью. И однажды я заболел. Жизнь показалась мне странной. Болезнь делает одиночество еще более глубоким. Человек с удивлением констатирует, что он любит себя еще больше, когда его охватывает одиночество. Я понял, что я это всего лишь я, и никто больше. Один в зеркале своей души.
Клиенты кофейни всячески поощряли мое желание курить киф или жевать гашиш. Один из них сказал мне:
– Знаешь, в первый раз всегда рвет.
Он был прав. Больше не было никаких болезней, голова больше не кружилась. Когда я в первый раз выпил вина, меня вырвало, и чувствовал я себя хреново. И мне тоже сказали: «В первый раз всегда так». Наркоманы и пьяницы были правы. Они знают толк в том, о чем говорят.
Нельзя сказать, что хозяин кофейни был недоволен моей работой. Больше всего его интересовали деньги. Он тоже употреблял наркотики и напивался. Порой я говорил себе: «Разве для этого мы пришли в этот мир? Нет! Есть ад и рай. По крайней мере, так говорила мне моя мать…»
Бывали ночи, когда я оставался спать в кофейне, прямо на лавках, в другие ночи я находил себе пристанище в испанской булочной. Однажды ночью я увидел, как банда булочников разделалась со своим товарищем Язиди, хохоча, они связали его, заткнули ему рот какой-то тряпкой. Они развлекались, как могли. Один из них стянул с себя штаны, надрочил свой член и стал тереть его о лицо Язиди, особенно яростно тыкая ему в нос. Он проделал то же самое, суя ему то в глаза, то в ноздри свои ягодицы и яйца. И вот так развлекаются мужчины? Я вышел из булочной, обезумев от мысли о том, что со мной могли сыграть ту же шутку, что и с Язиди, а то еще и похуже. Уж лучше дрожать от страха на узкой улочке, чем остаться в руках этих парней. Вокруг меня все только и говорили что об изнасиловании девушек и юношей.
Я стал кем-то вроде члена семьи. Я ел с детьми хозяина кофейни и спал с ними в одной комнате, за исключением тех ночей, когда вино заставляло меня держаться от них подальше. Его жена очень часто наряжалась, надевала кафтан