Умница Марьяна не стала задавать лишних вопросов, и встретила меня у открытого парадного.
– Что стряслось? – ее пальцы сминали воротник светлого плаща.
– Я… В общем… Кольцо нашла… с крестом… а его… а она…
– Где нашла? На улице?
– Нет, дома, вчера, в пианино… В общем, оно там – я мотнула головой в сторону, где находился ломбард, но Марьяне от этого кивка не стало яснее.
– Ничего не понимаю!.. Какое… Какой крест?!
– Такой… белый, четырехконечный! Как ласточкин хвост!
Марьяна, ахнув, схватила меня за руку с неожиданной силой и приказала:
– Веди! По дороге все расскажешь!
Мы понеслись с нею к ломбарду, все так же держась за руки. Должно быть, со стороны мы смотрелись странно: растрепанная барышня с пунцовыми щеками и немолодая изящная дама, в хорошем плаще, тщательно причесанная, но в комнатных туфлях.
Спешили мы не зря. Охранник уже перевернул табличку на двери надписью «Закрыто» наружу, и опускал металлические жалюзи на окна ломбарда. Марьяна, ни о чем не спрашивая, едва не толкнула его, ворвавшись внутрь. Охранник, опешив на мгновение, рванулся за ней следом, захлопнув дверь перед моим носом, и мне ничего не осталось, как только беспокойно переминаться с ноги на ногу, прислушиваясь к голосам, доносящимся из недр ломбарда. Судя по всему, перепалка там разгорелась нешуточная:
– Я сейчас милицию вызову! – это, похоже, кричит та тетка в цепочках, и охранник тоже подает голос, только не с таким самозабвением и уверенностью, так что звучит он несколько нетвердо. Но голос Марьяны перекрывает их:
– Да-да, непременно милицию, и поскорее! А еще налоговую службу и комитет по защите потребителей!
– Вы, дама, не хулиганьте, ваша – кто она там – сама, добровольно продала вещь, и все, что нужно подписала!
– Подписала? А ну-ка покажите мне вашу филькину грамоту! Где это видано… – спорящие, похоже переместились в сторону, и звук стал гулким, неотчетливым – …я до Страсбургского суда дойду, если вы не вернете эту вещь! Впустите девушку немедленно! Иначе я звоню по прямому проводу в приемную президента!
Не знаю, что больше возымело действия – суд по правам человека в Страсбурге или президентская приемная, но дверь приоткрылась, и я ринулась на помощь Марьяне.
– Она деньги взяла! – с неприкрытой ненавистью указала на меня толстым пальцем тетка.
– Сама взяла? Или вы их подсунули вместе со своим липовым договором? – глаза Марьяны пылали таким огнем, что даже эта видавшая виды приемщица пошла на попятный.
– Да подавитесь вы… – пробурчала она, скрываясь вместе со своей сумкой куда-то в служебном помещении, и возвращаясь с кольцом, зажатым в кулаке. – Забирайте свое барахло, никто вам за него ломаного гроша не даст… Деньги отдай! – рявкнула она, не глядя в мою сторону.
– Вот,