– Они попытались сопротивляться скварнам, – медленно начал Тэтрэваа, словно внимательно изучая напряжённоё лицо Цзары.
– Да это и так понятно, – вздохнул Цзара. – Птах иначе и не мог.
– Да, он попытался поднять воинов, убедить что они не вуфсле1, которых не спрашивая ведут, куда захотят хозяева. Его поддержали только Ишки и Ки́дцши. Туэтца и его родичи кричали, чтобы они подчинились…
– Крысоухая змея, – сквозь зубы проговорил Цзара. Его даже затрясло, когда он представил себе эту картину. – Трус поганый.
– Трусость или смелость тут ни при чём. Дело в выборе стороны, – Тэтрэваа помолчал немного, а затем продолжил. – Птах был настойчив. Он прибежал сюда и вынес из арду Рог Сердец…
– Я его слышал! – перебил Цзара.
Тэтрэваа слегка нахмурился при этих словах и продолжил, словно слегка насторожившись:
– Да, он успел вострубить один раз, прежде чем скварны его застрелили. Он знал, что это ни к чему не приведёт: ни одного племени рядом нет на несколько тысяч шагов вокруг, а в племени Дождей никто бы не встал против Мергалона, кроме них троих, и это он знал тоже. Ни я, ни мой отец, ни Ткунтву не сделали бы этого. Мы все стояли в стороне. Встать бы мог только ты, если бы был здесь… – он замолчал, как будто не окончив фразу, но при этом уверенно смотря на Цзару и твёрдо закрыв рот.
– Я… – негромко протянул Цзара. – Что ты… у меня бы не хватило духу. Я не Птах…
– Ты бы не смог сделать иначе, даже если сам об этом не знаешь.
Цзара напряжённо потеребил волосы.
– Зачем ты говоришь мне это?
– Пошли в сад рýхи. Нужно, наконец, обернуть твоих друзей.
И Цзара поплёлся за Тэтрэваа, силясь понять, чего тот от него хочет и одновременно скрутить в груди всё нарастающую боль, вызванную этой фразой – «обернуть друзей». Ведь и правда, хоть с братьями Ишки и Кидцши он не был так близок как с Птахом, но всё же ближе этих троих ему в племени не был никто.
Пока они шли краем стоянки, Цзара с комом в горле смотрел на туамов, оставшихся в племени. Женщины рыдали и стонали, как никогда на его веку. Оставшиеся охотники и не доросшие до копья юнцы скорбно пытались собрать свои силы и мысли, дабы вернуться к обычной жизни, которая теперь должна была стать ещё тяжелее. Воздух был полон тревоги, сквозь которую приходилось продираться, словно сквозь липкую паутину.
Они молча перенесли тела погибших в сад рухи, и молча стали собирать с приземистых деревьев огромные плотоядные листья, стараясь не касаться голыми руками ядовитой влаги, выступающей в местах разрывов. Они также безмолвно уложили покойников на пустые, не заполненные