Надев свои кожаные ременные тапочки, он прошаркал по комнате, выглянул в секцию и тут же скрючился под увесистым снопом света, точно вампир. Тому виной служил неестественный распорядок дня: днем Гуес либо спал, либо истерически блаженствовал, запершись и занавесившись, а ночью уже бодрствовал. Поэтому немудрено, что от света как такового он отвык. Если бы, допустим, засвечена была лишь часть окоема, третья или четвертая, как при фонарном освещении ночью, – это было бы еще для него терпимо. Однако с таким солнечным цунами даже самый что ни на есть нормальный человек, только что отошедший ото сна, не встретился бы без колебаний. Холодильник «Днепр» тихонько скрипнул, прогремев, и застенчиво продемонстрировал проголодавшемуся всю скудность своего внутреннего мира. Пластмассовые полочки, треснутые и грязные, были почти пусты – кое-где валялись непонятные заскорузлые объедки и крошки, если их вообще можно назвать едой. Но рядок аптечных пузырьков в дверце, старых и тайных, брякнувших при открывании, слегка отбили аппетит у Гуеса, тем самым выручив его на мгновение. Кстати, может быть именно поэтому он до сих пор не выбросил их в помойку.
Н-да, дело дрянь. Впрочем, на что он надеялся? Где-где, а в этом общежитии точно чудес не сыскать. Хотя всяких матерых фокусников тут хоть отбавляй.
И тут, по своему обыкновению, он уставился в дверь напротив с забавным рифовым ковриком и пушистыми тапками-рыбами. Хозяйка этих глубоководных вещиц – студентка филфака с рыжеватыми волосами, тонкими линиями лица и лисьими глазами – звалась Эллой. Писала стихи, которые выкладывала в социальные сети, экспериментировала с макияжем, носила трилби, позиционировала себя альтруисткой с бисексуальными наклонностями, а также яро защищала гомосексуалистов. «Где есть любовь, там нет ничего противоестественного и уж тем более противоправного», – говорила она. На однажды заданный Гуесом вопрос, почему она не поселилась в студенческом общежитии, Элла ответила, подмигнув, что с ней трудно ужиться. Вообще, несмотря на то что Элла поселилась рядом совсем недавно, они как-то сразу нашли общий язык, хоть и не гнушались порой в раже пререканий едких издевок друг над другом. Что касается морских атрибутов у ее порога, то это была всего лишь безобидная причуда. В момент депрессии, выраженной в катастрофической нехваткой моря и осознанием, что в ближайшее время по множеству причин бризом все равно не повеет, Элла попросту утешилась подобным способом, регулярно обмакивая ножки в махрово-лазурные мини-ванночки.
Ременные тапочки Гуеса зашлепали, словно некто защелкал пальцами, и грациозно смолкли возле безмятежных рыбок, смяв аккуратный газон ворсинок-водорослей. Затем раздался стук, и, не дождавшись отклика, Гуес попытался заглянуть внутрь. Заперто.
– Эй,