Он внезапно почувствовал себя не частью совершенного мира, а одним из тысячи блоков в кладке общежития, совсем недавно именовавшегося им в мыслях недокомиксом с кучкой злодеев, которым никто не противостоит. Каменно свело скулы, появился металлический привкус. Разве мир может быть совершенен, если где-нибудь, пусть даже в его паршивом городке, высится леденящее душу здание, полное порочной нечисти. Как же так? Либо ему это чудится, либо окружающие этого нарочно не замечают.
Он вернулся на кресло. Он был задумчив. Он подпирал кулаком висок, но ничего не мог придумать, как бы не силился. Но вдруг в его голову проникла блестящая идея – Гуес будет противостоять всему мерзкому и пошлому, что за долгие годы скопилось на девяти этажах. Он обрадовался. Он запрыгнул на подоконник, ловко проскочив под тюлем и нацепив его плащом на плечи. Перед ним в окне простерлась белая бездна с множеством домов-коробок, разделенных жирными линиями дорог, а также штрихи черных стволов с ежовыми кронами и расплывчатое озерцо света на парковке с десятком полузаснеженных машин. Стекла он перед собой не ощущал, даром что оно и было покрыто виньеткой инея и кое-где испачкано. Словно не существовало никакой комнаты, а была только аскетическая пещера в высоких отвесных скалах, где нечем дышать из-за свирепых вьюг и разреженной атмосферы, – единственный приют для изгнанника и инакомыслящего. Да, сейчас он чувствовал себя покорителем Эвереста, эмоции лавиной просились наружу, но никак не облекались в форму. Это сродни детскому лепету. Однако вдруг, сам того не ожидая, он перевоплотился в одного из популярных героев комиксов – Роршаха – и начал страстно вещать один его монолог, который знал наизусть. Перекинув край тюля через голову и полукругом заправив его под толстовку (таким образом, синтетическое забрало и капюшон сращивались в полноценную маску), Роршах сел на корточки и замер.
Собачья туша в переулке поутру, след шин на разорванном брюхе. Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо. Улицы – продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью, и, когда стоки будут окончательно забиты, вся эта мразь начнёт тонуть. Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится до пояса,