– Я хочу написать курсовую об экзистенциализме как исконно русском философском течении, – сказала Женя Арсению Юрьевичу во время их первой встречи на кафедре.
– Постой, о чем ты собираешься написать?
– О том, что Толстой и Достоевский – это первые экзистенциалисты.
– Это же полная херня, – отрезал Асагумов и затянулся сигаретой.
Тогда Женя считала эту реакцию Арсения Юрьевича оскорбительной. Но уже через год она стала придерживаться такого же мнения.
– Почему сразу… фигня? Я читала, что в «После Бала» есть первая зарисовка «экзистенциальной тошноты». И в «Бесах» доведенный до абсурда философ-самоубийца Кириллов…
– Я не утверждал, что этого нет.
– Почему тогда?
– До тебя все кому не лень об этом писали.
– Так, чтобы исчерпывающе – не писали. Было бы полезно собрать все наблюдения вместе.
– Тебя Таней зовут, да?
– Женей.
– Скажи, Женя, зачем ты на философию поступала?
– Ну, она мне нравится.
– Ты же совсем не смыслишь, зачем писать научную работу.
– Кто бы нас еще научил, как правильно писать.
– Я не утверждаю, что ты бездарна или бесполезно тратишь свое время на философском. Хотя и не без последнего. Просто хочу навести тебя на мысль, что ты можешь написать, о чем-нибудь более новом и полезном.
– По-вашему, я должна всякие сомнительные теории рассматривать?
– Во-первых, давай сразу перейдем на «ты», – настоял Асагумов (позднее эта фишка с переходом на неформальное обращение так понравилась Жене, что она сама стала ей пользоваться). – Во-вторых, почему сразу «сомнительные теории»? Осмысли и зафиксируй какой-нибудь проблемный вопрос, которым до тебя не занимались.
– Например?
Женин вопрос застал мужчину врасплох. В надежде отыскать зацепку на своем столе, он перевел взгляд на «вавилонскую» башню из книг, среди которых только одна не принадлежала его авторству: массивное собрание дневниковых записей известного советского режиссера – Андрея Тарковского. Открыв издание на случайной странице, писатель скользнул взглядом по одной фразе и тут же задумался.
– «Трагедия одиночества художника и его плата за постижение истины», – зачитал Асагумов вслух.
– Это новый проблемный вопрос?
Поняв, что студентка права, Асагумов вновь полез в «Мартиролог» Тарковского. Полистав еще несколько страниц в начале, середине и конце книги, он свел от напряжения брови и вздохнул от отчаянья. Сигарета, обволакивающая кафедру густым дымом, почти что дотлела в пожелтевших волосатых руках ученого. В очередной раз бросив уже лишенный всякой веры взгляд на книгу, Арсений Юрьевич наконец-то увидел мысль, которую так жаждал найти.
– Назовем твою тему – феномен русского степничества.
«Серьезно? Просто полистал первую же подвернувшуюся книгу и определил