Появилось второе пресимпатичное личико, чуточку остроносенькое и косоглазое, фыркнуло, и дудочка издала коротенький смешочек.
Рыльце едва слышно квакнуло:
– Подлипала.
Остроносенькая добавила гундосо и немножко громче:
– Доносчица.
Втянулись в портьеру, заколыхавшуюся как-то ехидно.
Александра подняла лицо – как будто Луна вышла из тучи. Прекрасное лицо, правильное, как маска, и неподвижное, белое в сумерках, повернулось к портьерам – и его исказила бешеная гримаса.
Но гнев покинул Лисси, и она рванулась к пейзажу в окне – что-то ей снова почудилось.
Тут из залы вышел в сопровождении вырвавшейся надоедной мелодии мужчина – и она присела на подоконник.
Увлечённо читает. Вот притвора, вот бессовестная-то, сказала бы Бэт, а Лушка, возможно, поддела бы её на старую шутку насчёт того, что неплохо бы перевернуть книжку.
Мужчина, за плечами которого сомкнулись портьеры и растаял надсадный призыв целовать кого-то, так как совершеннолетие уже наступило, — был, кажется молод. Говорю, кажется, потому что вялая походка, пенсне, нелепая эспаньолка, волосы, собранные в глупый хвостик, цеплявшийся за высокий воротничок и мешковатый, хотя и дорогой, костюм придавали его облику неопределённость, до того бросавшуюся в глаза, что ещё немного и речь зашла бы о яркой индивидуальности.
Обладатель эспаньолки бросил на читательницу неожиданно острый внимательный взгляд, не похожий на его ленивые движения. Должно быть, – редкий приступ внезапного любопытства, характерный для флегматика с отменным здоровьем.
И то сказать, Лисси-таки смотрелась, даже в сумерках, и нужно, по меньшей мере, быть мертвецом, а не флегматиком, чтобы, взглянув, тотчас отвести взгляд.
Вялому молодому человеку ответили над раскрытой книгой без предупреждения таким взглядом, что у бедняги запершило в горле, и он был вынужден отвернуться, чтобы кашлянуть.
Поклонился (наклонив голову), вернул пенсне на место, вышел из комнатёнки, толкнув громадную дверь. Потянуло сырым воздухом. Скоро ночь.
Александра открыто поторопила кого-то в окне повелительным жестом.
Едва переводя дух, влетел в ещё не закрывшуюся за флегматиком дверь малыш лет семи. Одет тщательно и элегантно, как взрослый, но и его одежда, и шевелюра несли следы бурной и насыщенной событиями жизни. Шапочка с петушиным пером всегда сидит на одном ухе, хоть ты что с ним делай.
Александра в бешенстве кинулась к нему и вцепилась в воротник, приподняла. С трудом понижая голос, прорычала:
– Где ты был? Чёртов Жоэль, ты где шлялся?
Чтобы не возвращаться к этому впредь, охарактеризуем натуру Жоэля раз