А во втором акте Мерлезонского балета, когда все эти полоски полагается смешать двумя ложками в одну аппетитную большую кучу кайфа, выслать и этот видос, как контрольный выстрел. Прервать, так сказать, из-за своей природной гуманности эту предсмертную агонию зла.
– Всё, упокойся с миром.
Как вежливо сказали в своё время три мушкетёра и д’Артаньян Миледи. Вежливость – главное оружие королевского мушкетёра.
А после того, как они ей это сказали, и кое-что c ней сделали, вот тут-то Полина Гагарина сразу и запела своим чудным, вдребезги разбивающим панцири морских черепах и защитные панцири человеческих душ голосом:
«Спектакль окончен, гаснет свет, И многоточий больше нет…»
Ингредиентов полно. Каждый выбирает сам в меру своей активности или индифферентности. Про настр можно даже написать роман. В триста тысяч знаков. А вот и названия: «Я и мой настр», «Мой настр и я», «Есть ли жизнь без настра?», «Есть ли настр без «Оливье» и «Никарагуа?», «Что главнее для Солнечной системы Марс или настр?» «Он выбрал настр, плевать хотел он на кадастр!» (Ну, вот опять придется рыться в словаре, выясняя значение слова кадастр и рецепт салата «Никарагуа»). Подытоживая, скажу проще.
Будет настр – будут и деньги
А будут деньги – ого-го! Даже страшно подумать, что я с ними сделаю!!
Глава 4
Вечером, 7 марта 1971г., недалеко от Дома Пионеров, места, где в горниле кружка «Радиодело» ковали свою квалификацию будущие знаменитые шарманщики города «Рудная Гора», на той же улице, в здание, летом утопающее в зелени и цветах, а сейчас, ранней весной, со всех сторон окруженное пока ещё голым, (без листьев, но уже с малюсенькими почками), садом (урюк, яблоки, груши и даже пара деревьев черешни), а по всему периметру свежевыбеленным известью забором, именно в это здание (не путать с другими зданиями), с простой спартанской табличкой на фасаде «Роддом г. Кентау», практически одновременно, с разрывом в минуты, поступили три роженицы. Блондинка и две брюнетки. Русская, еврейка и гречанка. Все трое были молодыми первородками, в возрасте от 20 до 23 лет, но держались спокойно и уверенно, чего нельзя было сказать об их мужьях, толпившихся на крыльце у входа в роддом и нервно молча куривших.
В те годы мужчины считались существами, несовместимыми с процессом деторождения и дальше дверей роддома не допускались.
Не все потенциальные носители инфекции и грязной обуви были с этим согласны, но граница между счастьем и бездетностью была на замке. Медицина отвергала присутствие будущего отца не только при совершении таинства, но и даже просто в палате, где лежали роженицы, в качестве посетителя. Слово инфекция было на первом месте, все остальные слова здесь считались матерными.
А два простых слова – «партнёрские