– Вернись, шлюха! Вернись! Дай мне кровь. Я хочу видеть, как бьется твое сердце в моих руках. Дай мне это! Вернись! Дай исполниться моему жела…
Слова тонут в приступе кашля, выплевывающего из легких отмершие куски, речь продолжается стоном. Мужчина пытается подняться, но падает обратно. Мокрый лоб касается чуть подрагивающих коленей, а изуродованные руки сжимают голову, разрывающуюся от боли.
– Прекрати! Прекрати! Хватит!!!
Злость сходит с лица, будто кто-то просто стер ее ластиком. Остается лишь обреченность. Мужчина обхватывает себя руками, и с губ срываются приглушенные стоны: от прикосновения к плечу кажется, что в ране разожгли огонь.
Рельеф руки нарушен. Волнами на месте раны образовались мышечные волокна. Где-то они успели покрыться кожей, но эти участки настолько малы, что под слоем зеленых выделений, выступающих из-под сине-бордовой плоти, даже незаметны. Боль пульсирует, распространяется от руки к мозгам и давит, давит, давит…
Регенерация не справляется, руна не работает и организм ощущает на себе действие интоксикации, от которой нет спасения.
Свободной рукой Бен нащупывает нож и втыкает острие в самый центр раны. Прежнюю боль перекрывает новая, более понятная и более терпимая. По крайней мере так кажется воспаленному мозгу. В этой новой боли он чувствует успокоение – мимолетное, но столь желанное. И чтобы вернуть это блаженное состояние, он вновь и вновь втыкает в плечо нож, пока рука, держащая оружие, не слабеет, а сам он не валится безвольным комком на платформу. Боль на время уходит, позволив отключенному сознанию немного отдохнуть.
Но отдых не длится долго.
– Августа!
Имя, сорвавшееся с губ, заставляет проснуться. Оно звучит в голове, сжигает нейроны. Мысли удерживаются с трудом, картины мелькают, время смешивается, эпохи перетасовываются. Кровавой пленкой покрываются глаза.
И лишь имена вытаскивает сознание. Оно оживляет их – и это причиняет боль. Это имена тех, кого он помнил и кого забыл. Их голоса сливаются в один гул, который хочется заглушить. Он звучит в голове, заставляет вибрировать опустошенные вены. Но когда кажется, что от этого лопнет мозг, – все вдруг исчезает.
В рот льется жидкость, густая и безвкусная. Она пробегает по пищеводу, всасывается в клетки, наполняет сосуды – мнимая свобода от проклятия кристалла.
– Матушка.
Кровавая пленка на глазах не позволяет их раскрыть. Слипшиеся ресницы не дают увидеть то, что окружает вампира.
Тьма подступила так близко, что кажется: если он пошевельнется, то окажется в ее объятиях.
– Мне недолго осталось.
Мужчина пытается смеяться, но смех вновь переходит в кашель, а затем в хрипы. Проглоченная кровь отвергается организмом. Сосуды вновь истончаются, и лишь в артериях продолжают пульсировать остатки драгоценной субстанции.
– Кажется,