Мужчина сидел на склоне холма, срезал перочинным ножиком ногти и периодически поглядывал на женщину, стоявшую у подножия этого алого пузырчатого возвышения.
– Так что расслабься и получай удовольствие от последних дней.
– Бенджамин Лоуренс. Что же я слышу? – Бекки приблизилась к вампиру. – Неужели великий ученый, стоящий у истоков современной медицины, и вот так сдался?
Тонкая полоска бровей тревожно сошлась у переносицы – дама была недовольна.
– А что ты от меня хочешь? – мужчина даже не сдвинулся с места и не прекратил свое занятие. – Мы оказались в ограниченном мире, где ничего и никого, кроме нас, нет.
– Ты – пессимист, – в голосе звучали обвинительные нотки.
– Нет, Ребекка. Я реалист. А реальность такова, что нам самим отсюда не выбраться. И я сомневаюсь, что кто-то нас будет вытаскивать. Скорее всего нас сочли погибшими.
– Не смей так говорить, Лоуренс. Даже думать об этом не смей. Нас отсюда вытащат.
Бен убрал ножик и с тревогой посмотрел на женщину. Неужели его расчеты не верны и ее магия дала сбой, а интоксикация, вызванная голодом и обезвоживанием, уже негативным образом отразилась на работе мозга?
– Конечно. Прилетит волшебник, растолкает нас и сообщит, что все это был лишь сон. И ты проснешься в своем небесном доме в райских кущах Раэна, а я – в аду, где случайно заснул между котлами Тресона, – надежды на то, что все это вызовет улыбку у дамы, не оправдались. Что ж, у врачей и без того несколько специфический юмор, а если этот врач еще и вампир…
– Ты… Ты…
– Кто? Хам, извращенец? Кстати, если бы ты сняла платье, телу было бы лучше. Кем ты еще назвала меня в прошлый раз?
– Идиот и дурак, – напомнила Ребекка, но тут же прижала руки к губам, будто эти слова – нечто грязное. – Я не об этом. Нельзя терять надежду. Мы должны верить, что нас отсюда вытащат. Они не могут нас просто тут оставить. Это неправильно.
– А ты, конечно, вся такая правильная… – Бен с сочувствуем посмотрел на молодую женщину. Сколько ей? Внешность – лет на тридцать. Статических морщин еще нет, мимические – не столь заметны, контур лица не нарушен. Значит, как магу ей вряд ли более девяноста. Приличный срок. К этому времени многие снимают с себя розовые очки и понимают, что мир не делится на «правильно» и «неправильно», на «хорошее» и «плохое». Потому что вся жизнь – это балансирование на грани. – Верная жена, которая ни разу не изменяла своему вечно отсутствующему мужу, которая не лгала ни ему, ни сыну – любителю влезать в разные неприятности. И неизвестно, где бы он был сейчас, если бы не помощь родителей.
– Родители должны помогать своим детям.
– Нет, Ребекка. Вечная опека – это худшее зло, которое только могут родители дать детям. Твоему сыну уже за двадцать. Ему бы пора становиться