Граци был подозрительно молчалив.
Отстранившись, Ш’янт повел плечами и скользнул вперед, через калитку.
– Спасибо, – пробормотал он.
– Скоро ты сможешь делать это сам, Зима, – голос змея звучал до странного мягко. Он понимал. Никогда бы в этом не признался, но и этого мимолетного дружеского ободрения было достаточно.
– Твои бы слова – да Пожинающему в уши, Граци.
***
За «Ручьями» был совершенно другой мир. Если квартал иномирцев напоминал просто нагромождение деревянных и каменных коробок на фоне желтоватых дорог, резкие неаккуратные мазки на холсте уличного художника, то столица считалась жемчужиной северного стигая. Башня Беренганд – угольно-черная, блестящая, свитая в тугую спираль – обрамлялась настоящим белокаменным морем.
Это был мир мрамора, розового туфа и магических фонарей, созданных из золотистого полупрозрачного люза. Свет отбрасывал на дороги теплые всполохи и вычерчивал на лицах прохожих причудливые узоры. Никаких торговых палаток или зазывал. Большая часть магазинов – одноэтажные затейливые постройки, укрытые мягкой черепицей, переполненные тканями, специями, украшениями, сладостями из западного стигая и лекарственными настойками из юго-западного.
Граци оставил Ш’янта в одном квартале от «калитки». Дальше идти ему было небезопасно: много людей, слишком светло, да и След выбрал себе знатное дорогое местечко, где стражи было больше, чем во всем остальном городе. Стоило только кому-то заметить змея на улице, и беда неминуемо обрушилась бы на самого Граци и на все «Ручьи».
Иномирцев сложно убить, их раны исчезают в считаные секунды, но и тут люди преуспели в борьбе с врагом. Люз использовали не только как украшение, но и как оружие. Ш’янту доводилось видеть, в каких жестоких муках умирали соплеменники, чьи раны были нанесены этим минералом. Ни одному человеку он бы не пожелал подобной агонии.
Вышагивая по улице, он совершенно не волновался, что кто-то заметит чужое присутствие. Взгляды людей, тех, кого закат не загнал в безопасный полумрак родного дома, скользили мимо. Они ежились, беспокойно оглядывались, даже замечали непонятную тень, ощущали, как холодок страха прокатывался по позвоночнику. Их носы щекотал сладковатый запах.
Так могла пахнуть жимолость, размятая в кулаке. В глазах прохожих, стоило им только приблизиться на расстояние вытянутой руки, замирала томительная тоска и растерянность, будто они забыли, зачем и куда шли.
Завтра никто