Упрямство это было детским, совершенно не рациональным, но что-то внутри – крохотный огонек противоречия – мешало просто согласиться.
– Ты, как ни крути, все еще король! – прошептал Граци, чуть наклонившись вперед, чтобы их глаза были на одном уровне, – и слово твое священно. Глупый закон, но он работает даже здесь, я точно знаю. Вернув тело, ты вернешь и прежние силы. Да и подумай сам! Ты тут всем поголовно задолжал. Народ устал от людей. Им нужна новая дорога и цель, к которой можно идти. Иномирцы хотят вернуться.
– Когда вам уже наскучит винить меня в своих проблемах?
– Никогда! – Граци пожал плечами, – это куда интереснее, чем винить самих себя. Так что, Зима? Ты готов заключить сделку?
Усмехнувшись, Ш’янт взмахнул рукой и не без наслаждения наблюдал за паникой, всколыхнувшейся в глазах змея. Тот отскочил назад как ошпаренный, и едва не сшиб стол. Глаза превратились в прозрачные золотистые озера кипящего гнева, в горле заклокотало.
– Смотри, чтобы ты об этом не пожалел, змеиное отродье. Где мне расписаться?
***
Липкий всепоглощающий холод, а вкус у него, как у подгнившей брусники. Он пробирался под одежду, под кожу, вгрызался в кости и настойчиво толкался в рот, пробуждая в самой глубине волну тошноты. Не давал свободно вздохнуть, не позволял пошевелиться, но Май сражалась отчаянно. Рвалась на поверхность, к солнечному свету, домой, где ее должен был разбудить окрик матери. Пора просыпаться. Нужно заняться домашними делами.
И Киран собирался зайти в гости сегодня…
Киран…
Воспоминания ворвались в затуманенный рассудок, разметали мысли по углам и заставили вскочить на ноги с такой скоростью, что мир перед глазами завертелся сломанной юлой и накренился на бок.
Киран в пещере, и рот у него разорван от уха до уха, а над головой будто шумят листья древнего леса и шепчут, шепчут, шепчут ужасы!
Город уже горит, Май.
– Спокойно, дитя! Ты не в себе.
Чья-то рука с силой сжала плечо, заставила повернуть голову и столкнуться взглядом с незнакомой женщиной. Высокая и прямая, как жердь, она рассматривала Май из-под густых ресниц. Серая одежда, стягивавшая худое тело, была без нашивок и отличительных знаков, пропитана пылью и цветочной пыльцой. Совершенно невзрачное лицо, лишенное ярких черт, даже шрамов не было. Кожа выглядела безупречно гладкой, лишенной изъянов, оспин и мелких морщин.
«Лицо куклы», – подумала Май.
Что навсегда врезалось в память, так это глаза незнакомки. Темно-зеленые, блестящие и живые, обрамленные темными ресницами. И взгляд этот был безжалостен.
– Кто вы? – она попыталась говорить твердо, но голос предательски дрожал и ломался.
Почем в доме чужак? И где матушка?
– Как вы попали в дом?!
– Сядь, – голос женщины проморозил до самых костей, и Май опустилась в удачно подвернувшееся кресло. Вцепившись руками в подлокотники, она напряженно осматривала комнату и едва подавила крик,