Впереди ― тоннель!
Мы легли на крышу и смотрели, как приближается опасный участок; уже были видны бетонные своды. Сердце замерло от восторга и испуга ― черная пустота мчалась навстречу! И вот электричка влетела в тоннель, нас окатило резким потоком воздуха, эхо колес взорвало барабанные перепонки. Наступила темнота. Казалось, схлопнулось солнце, а мир, который еще мгновение назад был плоским, двухмерным, скучным, вдруг скрутился в трубочку, свернулся одеялом, ― и мы мчались сквозь него. И не было у нашего пути ни начала, ни конца, а снаружи ничего не существовало. Для меня тоннель был бесконечным, хотя состав проходит его за несколько секунд. В поры проникла абсолютная чернота. Спина взмокла, ветер, задувающий под одежду, приятно холодил кожу. Я вдыхала затхлый сырой воздух, прижималась к поверхности крыши. Чудилось, что тоннель сужается, потолок все ниже и ниже, вот-вот меня размажет о грубый бетонный свод, как овсянку по тарелке. Я не могла дышать, от напряжения скрутило внутренности. Но вот, наконец, белый свет. Неужели это все? Неужели я вижу солнце? Я зажмурилась от яркого света, не веря, что снова обманула смерть. Я встала и, обернувшись на оставленную позади черную дыру, засмеялась.
Держась подальше от контактного провода и токоприемников, мы пошли по крыше к концу последнего вагона. На первой остановке мы быстро слезли по зацепу и дали деру ― вдруг нас кто заметил? Но все обошлось благополучно, погони не было. Пробежав по рельсам еще немного, мы нырнули в дыру в заборе.
Дома меня ждал сюрприз. Первое, что я увидела, открыв входную дверь, ― хмурое лицо папы, обещавшее хорошую взбучку. Здравая мысль ― дать деру, отсидеться где-нибудь и переждать бурю ― наверное, промелькнула в моем взгляде, потому что отец мгновенно схватил меня за шкирку и втащил в квартиру.
– Бестия треклятая! ― кричал он, бегая за мной вокруг дивана и замахиваясь скрученным полотенцем. ― Опять по составам лазила! Тетя Фая видела тебя, не отвертишься! Получай, тварюга! У всех дети, как дети, а у нас обезьяна бешеная!
Полотенце хлестнуло меня по уху.
– Пап! Перестань! Ну, пап… ― ныла я, усиленно пытаясь держать максимальную дистанцию в полкруга.
На безопасном расстоянии от места боевых действий стояли мама, Олька, Катька и Славик. Мама смотрела на нашу гонку с испугом; непонятно было, кого ей жалко больше ― себя, отца, меня или фамильную вазу, красующуюся на журнальном столике прямо в эпицентре катастрофы. Сестры и брат наблюдали с любопытством ― подобные войны происходили в доме постоянно во время моих каникул. Иногда младшие даже делали ставки ― удастся ли их полоумной старшей сестре смыться? Сколько тумаков ей достанется в этот раз?
Снова хлест полотенца, ― и висящий на стене портрет любимого дедушки завалился набок.
– Вот чертовка! Даже дедушке из-за тебя страдать приходится на том свете! ― Отец подлетел к стене и поправил портрет, тем самым дав мне короткую передышку. ― Шельма! Дедушку