– Радвам се, че съм ти дъщеря.
– Защо?
– А защо не?
Млъкваме с насълзени очи. Не мога да призная на глас, че и аз съм потресена от смъртта на майка й и брат й в една и съща година.
– Онзи ден при мен дойде съседката. Сметана искаш ли?
– Да.
– Бяхме ги канили на обяд – продължава тя, докато избърсва с ръкав сълзите от лилавите вади. – Мъжът й си тръгна, а баща ти заспа. Тя остана да изпуши една цигара.
– Това тази, която има дъщерята с три деца ли? Онази дръпнатата.
– Е, да, да… – майка ми взима лъжичката, гребва сметана от бурканчето и сипва в кафето ми.
Подава ми едната чаша и взима другата. Сяда и разбърка първо съдържанието на моята чаша, а след това на нейната.
– Тя ми разказа нещо. Ще ти хареса.
– Едва ли – отвръщам без интерес, но после се изкашлям и я поглеждам с престорено очакване.
Нямам търпение да чуя отново гласай.
Ирина Арсентьева
г. Караганда, Казахстан
Чернушка
Лисица, свернувшись калачиком в тени кустарника и притворившись спящей, не выпускала из виду своего пятимесячного детеныша и наблюдала за каждым его движением.
Лисенок стоял на лесной тропинке на неуверенно-дрожащих лапах, время от времени присаживаясь и поджимая трусливый хвост. Его уши, мягкие, как бархотка, не по размеру большие, выглядевшие смешно на маленькой головке, улавливали малейшие звуки, как казалось на первый взгляд, безмолвной дубравы. Он стоял здесь с полудня под солнечными лучами, пробивающимися сквозь начавшую желтеть листву. Солнечные блики весело прыгали по поляне. Боясь пошевелиться и не покидая занятого места, лисенок только изредка менял положение тела. Ложился, садился, вставал на четыре лапы… И все повторялось снова. Подергивая влажным носом, он пытался уловить запах матери. И постоянно поскуливал, вымаливая прощения.
Лисица нежилась и, прищурив желто-зеленые глаза, казалось, была абсолютно равнодушна к лисенку. Солнечное тепло согревало ее слегка обвисший после родов белый живот. Мех местами уже начал густеть; облезлая летняя лисья шуба менялась на зимнюю – теплую и очень красивую благодаря поблескивающим сединкам. И только хвост оставался покрытым редкими серо-бурыми волосками, отчего казался тощим и облезлым, словно кто-то его изрядно пощипал.
Материнский инстинкт оставил лисицу, хотя еще несколько дней назад она исправно выполняла обязанности матери. Теперь четверо лисят из ее нынешнего помета покинули логово и устремились осваивать новые территории. И только один, робкий и не желавший расставаться с нею, несмотря на раздражение, выражавшееся в нервном подрагивании кончика материнского