Рядом закуривает мужчина. Я осторожно, чтобы он не заметил, делаю шаг в сторону. Не хватало только, чтобы куртка пропиталась дымом, у нас в школе с этим строго – учуют и сразу ведут к завучу, а мне и так хватает проблем с администрацией. И никто не поверит, что ты просто ждал автобуса, а рядом курил какой-то осел.
Но я отвлекся. Аптеки.
С наступлением темноты кресты аптек загораются, сигнальными огнями высвечивают маршрут. Зеленый – замечательный цвет, это цвет безопасности, стабильности и обезболивающего. А внутри аптек, к какой бы сети они ни относились, все всегда одинаково. Стенд с витаминами, стенд с медтехникой. Ближе всех к кассе – стенд с сезонными препаратами; весной это антигистаминные, зимой – от простуды и гриппа. А за спиной фармацевтки ящик с наклейкой «по рецепту».
Если и гулять зимой, то только вечером, когда загораются огни витрин. В остальное время все белое, и зима – самое гадкое время года, потому что белый – самый гадкий цвет. Может, поэтому я такой бледный.
Стоит мужчине раскуриться, как подъезжает автобус. Мы оба заходим внутрь, я останавливаюсь у окна, а сам продолжаю наблюдать за тем типом. Он садится неподалеку, кладет ладонь на поручень; у него короткие и плоские, словно расплющенные дверью ногтевые пластины. Это самый мерзкий тип мужчин: раздавшийся вширь, почти лысый и с огромными волосатыми лапищами. Это самый мерзкий тип мужчин; а ведь на меня, наверное, с моими тощими фиолетовыми ручками и безразмерной курткой, смотрят с таким же отвращением.
Помню лицо девушки, у которой год назад я покупал рецепт на феназепам. Ей я тоже, кажется, не понравился.
– Тебе сколько лет вообще? – первым делом спросила она.
Я накинул два года и сказал, что семнадцать; она не поверила. Затем достала рецепт и протянула руку для денег. Смотрела, как я проверяю рецепт, – я вообще-то знаю, как их надо оформлять, долго изучал те, что выписали мне в пнд. Я боялся, что наткнулся на мошенницу, но все было верно. И я заплатил.
– Кажется, я что-то делаю не так, ты же еще ребенок, да? – Девушка улыбалась, прося переубедить ее.
Я не ответил. Она взяла деньги и ушла.
К окну можно не оборачиваться, ничего нового там не увидишь. Да и стекло все равно запотело. Я ненавижу зиму.
Учительница литературы отмеряет шагами класс. Ее широкий каблук стучит с глухой уверенностью в собственной правоте. Ее каблук звучит так же, как мой отец, рассказывающий о настоящих мужчинах. Обычно это вгоняет в сон, но сегодня я против воли слушаю с предельным вниманием.
– Если сравнивать с условным оригиналом, в стихотворении Пушкина есть существенное отличие: перед тем как Иуду уносят в ад, его оживляют вновь, вдыхают в него жизнь, от которой он отрекся. И в аду дьявол встречает его лобзанием, сжигающим кожу на Иудином лице.
У меня сводит желудок. Я уже сотню раз пожалел, что позавтракал сегодня. Кажется, поднимается давление: краснеет лицо, уши и глотку словно заливает свинцом. Она мусолит этот чертов поцелуй с начала урока.
Не поднимая руки, перебиваю:
– Так что за оригинал? Вы говорили, что это подражание, но так и не сказали кому.
Каблуки в замешательстве прекращают отсчет.
– А, ну да, подражание, конечно, – растерянно повторяет учительница. – Молодец, что заметил.
Пару человек в классе оборачиваются на меня. Я бы тоже обернулся – до того странно звучал мой голос. Не дрожал, не срывался – просто казался чужим.
После урока учительница просит меня остаться. Я жду, пока все выйдут из класса; замечаю, как задерживается в дверях Андрей, мой бывший друг.
Учительница по привычке пытается взять меня под локоть, она со всеми так делает, но я отступаю.
– В следующий раз поднимай руку, – говорит она.
– Хорошо, извините.
– Погоди, это еще не все. Почему… – Она пытается перехватить мой взгляд, я намеренно отвожу глаза. – Почему ты в верхней одежде? Школа отапливается.
– Мне холодно. – Надо звучать равнодушно. Можно убрать руки в карманы и кривить рот, как делают все претенциозные идиоты из моего класса, тогда она поймет, что в разговоре нет смысла. – Скоро урок начнется, я могу идти?
– Да, конечно. – Со вздохом она опускается в кресло. – Костя, ты же был таким старательным, так хорошо занимался, что же случилось? Смотри, например, Лена – с первого класса отличница и до сих пор держит планку. А ты чего? Экзамены в следующем году, а ты в облаках витаешь. Все вы, мальчишки, вырастаете лодырями.
Ага, а еще играем в стрелялки, слушаем злые песенки и под их влиянием идем резать котят.
Смирившись, что ответа из меня не выбить, она машет рукой:
– Ладно, ступай. Подумай над моими словами.
И я подумаю, конечно. Например, о той же Лене, которую следующим уроком вместе с подругами награждают за победу в региональной олимпиаде. Лена – отличница с первого класса,