Тогда она подошла и села рядом, на свободный стул.
– Привет.
Он не удивился.
– Привет, – посмотрел и тут же опустил глаза. – Что так поздно? Уже звонок…
– Еще минута, да я быстро, только чай…
– Пойдем, я возьму. Какой?
– Не надо, – ответила Маша. – Я сама. – И тут же добавила: Любой.
Но Денис уже стоял перед прилавком.
Потом он вернулся и сел напротив, вокруг было тихо и темно, словно наступила ночь. Все студенты, наверное, уже ушли на пары. Денис посмотрел на часы.
– Как дела? – спросила Маша.
– А, да нормально.
Пили чай они молча, несколько мгновений. Обжигая губы, Маша залпом выпила до дна, и никогда еще этот слабый и безвкусный зеленый чай из студенческой столовой не казался ей таким вкусным. Никогда еще минута не длилась так долго и так звеняще-бесконечно, словно игла, пронзающая вечность.
Потом они встали и вместе вышли, и коротко попрощались на лестнице.
«Мне наверх», – сказал Денис, а Маша поспешила в соседний корпус. Лекцию по литературе вновь вел Лукомский. Он стоял перед кафедрой, читая свою новую аналитическую статью, и оглянулся, когда скрипнула дверь.
– Извините, – пробормотала Маша, а Таня с дальнего ряда махнула рукой.
– Пушкин – гениальный поэт русской культуры, – продолжил Лукомский, – его стихи про осень пронизаны тонким лиризмом, а также…
– Куда ты пропала! – тут же спросила Таня. Она полулежала на парте, подложив ладонь под щеку, и штриховала поля тетрадки: клетки – одну через одну, наискосок. Вид у нее был очень довольный.
– Да так, – ответила Маша, – просто так.
– Мм… – кивнула головой Таня, – понятно. Ты, кстати, хорошо сегодня выглядишь».
– Романтическое описание пейзажа… – прорвался голос Лукомского, – скажи-ка, дядя, ведь недаром!..
– Я вот что думаю. Слушаю и думаю. Доля правды в словах Санчо, возможно, и есть. Нет дыма без огня.
– Ты про что? – не поняла Маша.
– Да про Лукомского! – и Таня, перевернув тетрадную страницу, зевнула.
Это была последняя, четвертая, пара.
– А в следующий раз мы продолжим изучать поэзию гениев, поэзию Пушкина и… – торжественно завершал Борис Витальевич, его уже давно никто не слушал.
– Кого-кого поэзию? – заулыбалась Таня, – а мне послышалось, хи-хи, геев.
– Ну, Тааань…
Оглушительным взрывом звонка закончился урок.
После этой лекции Маша, попрощавшись со всеми, заглянула в библиотеку, спросила сборник стихов Николая Гумилева, давно хотелось почитать. Когда она спускалась с крыльца, Денис стоял во дворе, между корпусами, и курил.
До метро они шли вместе.
10.
Маше приснился пустырь. Тот самый, что за окном; сразу за гаражами – дикие травы и мелкие желтые цветы, и мусор, битое стекло и банки из-под пепси. Прекрасное русское поле под небом, перечеркнутым изгибом