Кучерявый еврей, когда-то спрашивавший у генерала про комбижир, обрадовался Сергею:
– Ну вот! Хоть один из командного состава!
– Кто? Я?
Люди стали подходить к ним.
– Ты! Нам, отставшим, в столовку лучше идти строем. По одному переловят и вопросами замучают. Давай, строй народ.
– Да какой из меня командир, господа?
– Какой-никакой, а командир отделения. По должности здесь нет никого выше тебя.
– Право же… Ну, стройтесь. Прошу вас, в шеренгу по одному.
Еврей продублировал команду:
– Стройсь в шеренгу по одному! – увидев отлынивающего от построения Заболоцкого, он громко крикнул, подражая Бурмистрову: – Эй, фиг мамин, давай сюда!
– Я с вами не хочу, – ответил Заболоцкий. – Особенно…
– А ну, кобыла жеребая, в строй!
Заболоцкий встал. Еврей вдруг засомневался:
– До сих пор без ремня… Из-за тебя и нас тормознут. Ты был прав: иди один.
– А теперь не уйду.
До столовой дошли без происшествий.
***
Бурмистров после обеда раскололся. Он рассказал Сергею, откуда у него шрамы на ягодицах:
– Я этого штангиста понимаю. Даже не важна конкретная причина, почему он сегодня стрелял. Довели. При такой силище, какую он накачал, подчиняться хлюпикам – себя не уважать. Вот он в одиночестве на часах накрутил себя и стрельнул в первого попавшегося «деда». Меня забрили как раз в хрущевскую реформу. «Деды» бесились. Я у них был старшим по выключателю, день и ночь стоял возле него на карауле. Обращаться с ним нужно было по полной форме: «Товарищ выключатель, разрешите вас выключить! Товарищ выключатель, разрешите вас включить!» Однажды взбрыкнул. Ну, и сказали мне: «Не хочешь стоять, будешь караулить сидя». Вот и сидел полгода на битых бутылках голым задом.
Он курил «Приму» и сплевывал крошки табака себе под ноги.
– Библиотекарша, к которой ты бегал, жена этого Пестова? Я сам бегал за любой, кто даст. Но из-за меня никто под пули не лез. Ты видишь разницу? Со мной только перепихнуться. А с тобой как бы надежда. Есть ли что в тебе, нет ли – другой вопрос. Но ты надеждой манишь. Ладно, я пошел в сортир, пока тебя там нет.
Бурмистров направился к туалету. Варин шел туда же. Увидев Бурмистрова, он остановился, в задумчивости постоял посреди дорожки, достал из кармана кителя аккуратно сложенную газету, переложил ее в другой карман и подошел к Сергею. Он стал говорить о том, о чем он только что думал. Будто просто включил громкую связь:
– Только любовь связывает, а не прессует…
– Простите, я не хотел бы…
– Ох, простите!
– Да ладно. Думал, что никто… А оказалось, что все обо всем… Да ладно! – Сергею стало казаться, что все думают только о нем.
– Любовь связывает,