– Иногда вещи говорят о людях больше, чем люди о вещах! – многозначительно изрек Дэн и выпил очередную порцию коньяка.
Дорога от стола ко рту давалась ему все хуже, расплескивал он все больше. Но не смущался, видимо, причисляя и это к атрибутам лихой пиратской жизни.
– Да я не про то! Ты понимаешь, все эти люди, они… как обмылки. У них нет ничего своего. Как эти ботинки… – я понял, что сам говорю ерунду, но решил закончить. – Как будто они и ботинки эти купили не сами. Просто им кто-то сказал, что надо купить такие ботинки. И это касается не только ботинок. У них вся жизнь такая. Подобающая… понимаешь? Словно они не сами живут, одни заготовки…
– Эхх… чего-то ты себе голову заморочил, старик. Ботинки какие-то… уп-ам-м… кто-то наверху, кто-то внизу. Так всегда было. Чему удивляться? И ботинки тут совершенно ни при чем.
Я молча выпил почти все, что было в стакане. Дэн уважительно хмыкнул и повторил за мной, после чего развалился на диване и, кажется, заснул.
А я тоже закрыл глаза и сразу увидел башню…
Она была похожа на английский замок. Большие камни, неровные, но плотно сложенные, поросшие мхом. Вокруг темно, только на верхней площадке что-то виднелось. Мысленно поднялся туда. Даже ощутил шероховатость камней… гранит. Твердый, темный, недружелюбный.
Поверхность чувствовалась так, будто я шел босиком. Так это или не так, сложно понять. Я не видел своих ног. Только что-то зеленое, блестящее впереди. Чем-то похожее на большой комок промокшего мха.
Когда подошел ближе к зеленому комку, понял – лягушка. Огромная, больше меня. Шарахнулся прочь, но потом остановился. У лягушки было такое жирное тело и такие короткие, такие тонкие лапы, что наброситься она просто не могла. Или могла? Но уж точно не сразу. Еще я подумал, лягушка это или жаба. Когда-то в детстве мне объясняли разницу, только я забыл. У этой крапинки на теле отливали почти так же, как поверхность гранитных камней.
– Эй? – позвал я тихо, осторожно. Очень не хотелось, чтобы гадина и правда на меня прыгнула. – Эй ты, жаба!
– Я не жаба, – совершенно спокойно сказала то ли жаба, то ли лягушка.
– Лягушка? – Я удивился даже не тому, что она разговаривает, а тому, что не жаба.
– Не, не лягушка. Я главный здесь.
При слове «главный» у нелягушки (или как там она себя называла) начали ходить складки многочисленных подбородков, словно существо готовилось громко-громко квакнуть.
– И чего ты?
– Чего-чего. Я самый главный здесь.
– Как это «главный»? И где это здесь?
– Здесь. Везде. Ты хочешь быть главным?
– Не знаю, – честно признался я.
– Значит, не хочешь, – сердито сделала вывод лягушка. – Кто хочет, тот знает, – и добавила кое-что еще более странное: – Кто хочет, тот все всегда знает.
– Я ничего не знаю.
– Эхх… – вздохнула лягушка, видимо, потеряв к моей персоне всякий интерес.
Как, впрочем, и я к ней. Не любил тех,