Еще сейчас вспомнил, как прилетели на аэродром после дембеля. Потом «собака» до Воронежа через Павелецкий, дальше на попутке до деревни. Как-то по-другому себе дембель представляешь. Вот входишь в деревню родную. А там все смотрят… не знаю как… как на зверя какого. Может, и правда после войны чего-то навсегда меняется? Сторонятся тебя люди, в натуре. Хотя и говорят, мол, «герой, молодец», но все равно, сука, сторонятся. Ну и хер с ними.
Еще про дембель. Когда на вокзале в Москве вышел, бабка на перроне мне сто грамм из-под полы налила и пирожок с грибами на закусь выдала. Выпил, закусил, посмотрел на часы вокзальные и не понял, как вообще я здесь очутился и куда эти стрелки идут. Как будто только сейчас дошло, что с войны вернулся. Только я это или не я? А если не я, то кто?!
– У меня бабла нет больше, бабуль, – говорю я ей, а она еще стакан протягивает.
– На, держи так.
– Это за чё, мать?
– За то, что живым вернулся.
– А тебе чё?
– Мне ничего. А тебе еще всю жизнь воевать.
Тогда не понял я слов этих. Теперь вот начинаю догонять. Как вернулся, так все и воюю. Да, если воевать начал, никуда от этого не деться. Раньше меня шурави[31] называли, а теперь – братва. Какая разница, в натуре?
Допил водяру, закусил каким-то листом подорожника, в животе от этой японской дряни уже круговерть начиналась. А может, два пузыря не просто так наливала? «А тебе еще всю жизнь воевать…» – вспомнил даже глаза бабули, как с картинки, немного того даже, безумные, но добрые. Много же она народу за свой век повидала, раз на бане, вокзале, пирожками торгует.
Воевать так воевать… устроился на земле, чтобы, ежели чё, можно волыну хватануть по-быстрому. И сразу, по ходу, уснул. Но очухался быстро. Наверное, и пяти минут не прошло. Башка не гудела, во рту как-то нормально, даже живот прошел.
На поляне костер горел. Как нарисованный. Откуда?! Но это-то еще ладно… только вот… во время пьянки-хуянки… перед костром сидел Сергуша. Не изменился вообще. В той же «березе»[32] и адиках. Нормально я накирялся! До белой горячки. Война мне снилась часто и Сергуша. Вот только здесь не сон это был. Или сон?
Проверил «глок»[33]. На месте. Уже хорошо. Холодный, шершавый на щечках. Не, значит, не сон.
– Чего за волыну хватаешься, Бэдэ? – голос у Сергуши такой веселый.
– Сергуш, ты?
– Ну. А ты кого хотел?
– Блин, где мы? Чего происходит? Ты чего это?..
– Где, где. Все там же, Бэдэ.
– Там же… Как там же?! В Афгане?! Не, – я огляделся, – это никакой не Афган. Это поляна в Подмосковье.
– Афган, Подмосковье… Бэдэ, ты чего? Где мы все это время были, как думаешь?
– Ну… на войне. Где ж еще?..
– Вот. А еще?
– Ну… даже не знаю, что сказать, братан, – сам чувствую, ответить как-то надо. – Где?.. В точке, что ли? – вспомнил, как майор во время перехода все какую-то