Гёц – это не тот герой свободы, который позднее выйдет на сцену в пьесах Шиллера, в частности, в образе маркиза Позы в «Доне Карлосе». В глазах Гёте герой не тот, кто требует политической свободы, а тот, кто этой свободой дышит и живет. Для Гёца свобода – это не столько проблема сознания, сколько аспект бытия.
К этому свободному бытию хочет быть причастен и сам молодой автор: «В нас есть ростки тех заслуг, ценить которые мы умеем»[269]. В сочинительстве перед ним разворачивается мир, который, словно воронка, засасывает его внутрь. Тот, каким он хочет себя видеть, по его же воле действует в пространстве воображаемого, даруя автору ни с чем не сравнимое ощущение безграничности: «…я живо чувствовал, что мое существование умножилось на бесконечность»[270]. Иначе и быть не может, поскольку и тот мир, что наносит поражение Гёцу, – тоже порождение всемогущественной фантазии автора. К этому миру принадлежит, в частности, Адельберт фон Вейслинген, который бросает сестру Гёца Марию и переходит на сторону врага. У него тоже есть некоторые черты автора, бежавшего от своей Фридерике. А что касается красавицы Адельгейды, плетущей интриги против Гёца, то здесь Гёте признается, что едва ли не «сам в нее влюбился»[271]. Стало быть, когда существование «умножается на бесконечность», это в полной мере относится и к враждебной по отношению к Гёцу реальности. Фантазия автора живет в Гёце, но в то же время выходит за поставленные ему рамки. Выступая в роли автора мировой истории как спектакля, он управляет и «тем неизбежным ходом целого», которому вынужден подчиниться Гёц. На примере Шекспира молодой Гёте понял, что отличает великого драматурга от посредственного: великий драматург отождествляет себя не только с главным героем – он за каждым признает право на жизнь. Отрицательные персонажи присутствуют в пьесе не только ради контраста. Только так театр может превратиться в «чудесный ящик редкостей», где «мировая история, как бы по невидимой нити времени, шествует перед нашими глазами»[272].
Стать преемником Шекспира – весьма честолюбивое намерение. Молодой Гёте верит в свои силы. Он пишет Зальцману в Страсбург: чтобы его жажда деятельности «не гудела в нем, силясь вырваться наружу», он весь свой «гений» бросает на работу над этой пьесой. При этом наслаждается «той силой, которую я чувствую в себе самом». С «рассеянной страсбургской жизнью» должно быть покончено[273].
Решительно, без плана и предварительных набросков, он приступает к работе. В эти дни для него очень важна его сестра. До этого он так подробно рассказывал ей о своем замысле, что в конце концов терпение Корнелии