Я уставилась на Милана укоряющим взглядом и, неотрывно глядя в его глаза цвета разбушевавшейся морской пучины, тихо, но очень отчётливо поинтересовалась:
– Янка? Вы, Милан, только что назвали меня Янкой?!
Милан смутился и, кажется, даже испугался. Надо сказать, Яромир тоже выглядел немного испуганным. Милан, однако, быстро овладел собой и выпалил:
– Да! Я назвал вас Янкой! И, что?
Я продолжала гипнотизировать Милана взглядом кобры, готовящейся к прыжку, и добилась своего – он в смущении опустил глаза.
– Ничего, – ответила я, наконец, так же тихо. – Мне нравится. Всегда меня так называйте.
Тут моё внимание отвлекли какие-то странные хрюкающе-булькающие звуки. Это Яромир, корчась и заливаясь слезами от смеха, тихо сползал по стене.
– Вот, видите, что вы наделали? – Грозно спросила я Милана, указывая на Збогара. Всё это время я держала в руках какую-то вещь, то ли спортивные штаны, то ли толстовку. – Приводите в чувство вашего друга, и я жду вас обоих внизу. Одетых! – Внесла я ценное уточнение, швыряя эту вещь прямо в Милана.
Он поймал её на лету, всё так же сидя на кровати и ошалело моргая мне вслед. «Надеюсь, у него не начнёт дёргаться глаз от наших неусыпных забот», – подумалось мне.
Пробежка удалась на славу. Мы обежали квартал, потом сквер. После погоняли мячи Яромира по лужайке и вернулись в дом, необыкновенно довольные собой и друг другом. Я сказала, что приму душ и приготовлю завтрак для всех. Это свершится примерно через тридцать – сорок минут. Милан завёл песню, что он не ест так рано, но я опять взглянула на него взглядом василиска и повторила, что жду к завтраку всех, сделав на последнем слове особое ударение. Он устало махнул рукой и отправился в свою комнату. Яромир, идущий следом за ним, неожиданно обернулся и показал поднятый вверх большой палец, радостно улыбаясь при этом. Я улыбнулась в ответ и подумала, в который раз, какая у него хорошая, открытая улыбка.
Приняв душ и переодевшись, я взялась готовить завтрак: смешала два яйца с молоком и, обмакивая в эту смесь кусочки батона, жарила гренки. Ещё нарезала овощной салат, выставила паштет, джем, потёрла сыр, заварила чай и приготовила кофе. Милан спустился довольно скоро и принялся таскать гренки прямо из-под моей руки. В ответ я улыбалась ему доброй, сестринской улыбкой, но при этом очень хотелось спросить, кто это у нас там не ест в такую рань? Конечно, я не стала этого делать. Пусть кушает. Вон, он какой худой!
Завтрак обещал быть восхитительным, и он был таким до тех пор, пока мы, расположившись втроём за дубовым столом Милана, не спеша поглощали гренки с овощным салатиком, пили чай-кофе и вели неспешную беседу обо всём на свете. В самый её разгар явился вдруг Иван в сопровождении верного Марека. Он нёс в руках кипу каких-то бумаг.
Бумаги оказались жёлтыми газетами. Ванька эффектно швырнул их на стол и произнёс:
– Полюбуйтесь, что про вас пишут!
Вообще-то,