вмиг загорелась, захрустела и сломалась на две кривые части, загнав, прислугу и двух детей в огненную ловушку. Жара была невыносимая, а огонь, он всё ближе и ближе, подбирался к тем людям, запертым в огненном котле, и им оставалось лишь ждать, когда жгучие языки, оближут их тела, превращая, их в пепел, оставалось лишь бежать, но бежать то некуда! Лишь на верную погибель и всё, что им оставалось, это глядеть, как дорогие занавески стали основным блюдом огня, дорогие заморские ковры, они использовали, как гарнир, а на десерт, они оставили людей, как самое сладкое и вкусное за всю приёмку пищи. Я до сих пор помню, как детский плач перемешивался с мольбой о пощаде, однако пощады от огня им ждать не стоило, он безжалостен и непоколебим. Кто–то из мужчин, запертых в ловушке, попытался пойти на риск и пробежать, сквозь завесу густого и едкого дыма, который ко всему прочему был ядовитым, но всё, что он смог изменить своим забегом, так, это умереть раньше тех, кто продолжал рыдать в тех комнатах. Дети были на порядок, слабее взрослых, однако их крик, стал самым громким и самым душераздирающим. Они плакали даже тогда, когда огонь поедал их родителей. Ведь, не могли они дать умереть своим сыновьям и дочерям, они же родители, они сделают всё, чтобы их чадо дышало полной и счастливой грудью, однако не всё так просто, хоть и родительская любовь сильна, но не всесильна, по крайне мере один на один с огнём. И им ничего не оставалось, кроме как, попытаться, широкой родительской грудью, отгородить их маленькие тела от тех языков, которые так нарочито намеревались, полакомиться их кровинушкой. Вроде бы и огонь уже, оставил от родителей лишь пепел, но они всё равно плакали, пока не задохнулись угарным газом, по какой–то причине, языки пламени изменили курс и направились, прямиком к нам, пока мы вытаскивали сундуки с золотом. Мы не успевали выносить, поэтому выкидывали прямо из окон, выбивали их стульями и прочей мебелью. Никто не обращал внимания, на звук бьющихся окон, там было не до того, там люди выбегали из дома, а на спине танцевали язычки пламени, куда уж там до окон. Но не тут–то было, огонь стал подниматься по лестнице на второй этаж, он держался за деревянный поручень и медленно перешагивал через лесенки, по длинному ковру, лаская, своей рукою красные стены и наконец–то он соизволил явиться и ко мне. Он приближался, всё ближе и ближе и я словно слышал, как из самого пекла вновь закричали те дети, а их голоса, отдавались гулким эхом, разносившимся по всей спальни и я подумал… подумал, что сейчас, сойду с ума. Однако крик со стороны улицы, моих товарищей, пробудил во мне рассудок. Огонь стоял на подступах ко мне, он сожрал всё, мебель, стены, потолок, а из уцелевших, оставался лишь стул, охваченный огнём и пару сундуков с дорогими мехами. Думать было некогда и незачем, я вмиг взял тот горящий стул и огонь, стал обжигать мои пальцы, но я не чувствовал боли, ничего, лишь некое смятение. И когда, огонь уже намеревался расплавить мои ноготки, я швырнул стулом в окно и вместе с осколками разбитого стекла, я нырнул в проём. Однако один осколок, не
