–Всё такой же красивый.– сказал Артур и вздохнул, словно где–то рядом, лежала большая охапка роз, красных и изящных, от одного вздоха которых, лёгкие испытывали неимоверно счастье.
–Да, всё такой же красивый, твой бриллиант. Мне бы такой?– сказал Абрахам и с трудом сдержал ухмылку, которая так и норовила вырваться из него и сдать всех с потрохами. Но он напряг свои губы, сомкнул их донельзя, они аж побелели, но Абрахам не позволил той ухмылке, разрушить ту комедию, которую он разыгрывал перед Артуром.
–Что прости? Чей бриллиант?– спросил Артур, не до конца, веря, своим ушам. Он подозревал их во лжи, а подозревать свои уши во лжи не есть хорошо, попахивает, каким–то сумасшествием. Надо же? Услышать то, чего Абрахам не говорил, хотя он с удовольствием, вновь бы порадовал свои ушки той ласковой фразой, если бы она была правдивой, а не простой иллюзией того, чего он на самом деле хотел услышать. Поэтому, Артур сделал вид, что всё идёт так, как надо и нет в этом ничего не обычного, ну послышалось там фраза, пускай и слишком приятная, но не стоит уделять ей столь великое внимание. Можно, попросту, переспросить, будто ты этого не услышал.
–Твой бриллиант?– сказал Абрахам и по–прежнему, хоть и с огромными усилиями, сдерживал, однако уже не лёгонькую ухмылку, а тяжелый и массивный смех, который сдерживать было на порядок сложнее, нежели ухмылку.
–Мой?– спросил Артур, но по большей части не его, а самого себя. Он решил, что всё, допелся, а говорила мне доктор, не дышать тем растением, оно ядовитое, но нет, я же сама уверенность, нипочём мне, какой–то там яд. Надышался и довёл себя до галлюцинаций. Слышит то, чего на самом деле нет. Он вновь, сделал вид, что всё нормально, что опять ничего не расслышал, лишь потрепал свои ушки, чем рассмешил Абрахама, однако смех, ударялся о стенки щёк и раздувал их, а рот, всё больше и больше, наполнялся воздухом, который помимо этого, бил его изнутри, по животу.
–Да, твой.– сказал Абрахам, однако смех, был чересчур настырным, а живот, стал болеть сильнее и во рту, не оставалось места, ни смеху, ни воздуху, да и лицо его покраснело так! Что Абрахам не мог продолжать сдерживать настырный смех. Но стоит сказать, держался он молодцом, немного бы ему поработать, над этим и будет серьёзным, даже тогда, когда таковым быть неприлично. Он захохотал, рот, стал извергать слюну, и казалось, что его пасть вот–вот порвётся, но до такого ужаса дело не дошло, однако настырный до