– Хелен, перестань. Ты знаешь, что я должен идти, – сказал папа.
Он уже собрался и стоял перед нами, похлопывая себя по нагрудному карману. Я услышала приглушенное звяканье ключей.
– Ты нам нужен! Мне не хотим, чтобы ты уходил. Правда, Джулия? – Мама прильнула к папиной груди. Он был сантиметров на тридцать выше ее ростом.
Конечно, я тоже хотела, чтобы он остался, но степень моей дипломатичности определялась возрастом.
– Мне бы не хотелось, чтобы папа уходил, – ответила я вкрадчиво. – Но если ему так надо…
Мама отвернулась от меня и продолжила более мягким тоном:
– Умоляю тебя. Ведь непонятно, что творится.
– Да брось ты… – И он погладил ее по волосам. – Не драматизируй. До завтрашнего утра ничего не случится. Готов спорить, все наладится.
– Это каким же образом?
Отец поцеловал маму в щеку и помахал мне из прихожей. Затем вышел и закрыл за собой дверь. Вскоре мы услышали, как отъезжает его машина.
Мама упала на диван рядом со мной:
– Ну хоть ты меня не бросила. Теперь мы должны заботиться друг о друге.
Мне очень хотелось сбежать в гости к Ханне, но я понимала, что расстрою маму.
С улицы донеслись детские голоса. Сквозь жалюзи я разглядела семейство Каплан, неторопливо шествующее по тротуару. По субботам они из-за Шаббата не пользовались автомобилем. Они прогуливались вшестером: мистер и миссис Каплан, Якоб, Бет, Аарон и малыш в коляске. Младшие Капланы посещали еврейскую школу в северной части города. Одевались они всегда в черное. Своими развевающимися длинными юбками и строгими брюками они напоминали мне персонажей старых фильмов. С Бет, моей ровесницей, я не поддерживала никаких отношений. Она держалась особняком. Сейчас Бет шла в рубашке с длинным рукавом, в прямой черной юбке до земли и в стильных ботиночках из красной лакированной кожи. Самовыражаться она могла только при помощи обуви. Пока они степенно плыли мимо дома и самый младший Каплан срывал с нашей лужайки одуванчики, я вдруг подумала, что им, наверное, еще ничего не известно о замедлении.
Спустя какое-то время я узнала от Якоба, что не ошиблась: Капланы пребывали в неведении вплоть до заката. Шаббат закончился, Господь позволил им включить свет и телевизор. И только тогда они поняли, что мир уже никогда не станет таким, каким они его знали с рождения. Человек, не слышавший новостей, не замечал ничего особенного. Конечно, потом положение изменилось, но в тот, самый первый день Земля казалась совершенно обычной.
Мы жили в конце квартала, построенного в семидесятые годы и поделенного на квадратные километры участков. На каждом из них стоял оштукатуренный дом с асбестовыми потолками и стенами. Кривые оливы, когда-то росшие на всех лужайках, выкорчевали и заменили более модными и жадными до влаги деревьями. Дворы содержались в чистоте, но до фанатизма в этом деле никто не доходил. В редкой траве