– Только спокойно. Не паникуй. Я тебя догоню. Знаешь где гостиница? До конца улицы и налево.
– Да. Я там проходила.
– Вот и давай туда. Продержись ещё чуть-чуть. Стисни зубы, плачь, но продержись.
А там уже лает Пацанчик, давая знать хозяину, что добыча обнаружена и никуда не уйдёт. Алиса пошла наверх, а я достаю пакетик с тремя последними «пу́танками». Разбрасывая свой запас, я жалею, что он столь мал и жду. Секунда… две… слышу собачий визг. Ваня, ты гений! Пацанчик запутался в твоём изобретении. Новая вспышка молнии застаёт меня наверху у входа на улицу, и я вижу перед собой полукилометровую грунтовку, опоясанную заборами, палисадниками и спящими избами. Алиса бежит недалеко. Пацанчик продолжает визжать, добавляются человеческие крики, и удар грома толкает меня вперёд, как стартовый пистолет…
24 августа, 04:22.
Стробоскопы молний делают действительность сюрреалистичной. В небе какие-то гиганты передвигают огромные как горы комоды. Льёт ливень. Я бегу с Алисой на закорках. Долгий вдох на четыре шага, долгий выдох на четыре шага. Если дышать таким образом, можно много пробежать. В одиночку, конечно. Алиса сначала сопротивлялась, говорила, что сама сможет передвигаться. Но с ней на закорках я быстрее добегу, нежели с ней прицепом. Льёт ливень и это хорошо! Теперь Пацанчику не удастся найти наш след. Я представляю, как черти барахтаются в грязи, путаясь в леске, как караси. «Пу́танка» очень напоминала мне что-то рыболовное. Всё, я повернул за угол, мы больше не видны в просвете улицы. Ещё сто метров, и мы в безопасности. В размытом ливнем пространстве светится вывеска гостиницы. Я бегу на этот мутный красный свет.
И тут сзади меня бьёт самый ужасный в мире звук – собачий лай. Пацанчик! Я не хочу тебя убивать, но, если придётся, знай, что твой хозяин – урод и сволочь – заслуживает твоей участи больше, чем ты.
Я опускаю Алису на землю.
– Давай теперь одна. Ты же хотела.
Огромные бездонные глаза смотрят на меня, и ливень смешивает свои капли со слезами. Я улыбаюсь ей, но она не видит моей улыбки.
– Не бойся. Всё будет хорошо.
– Я не боюсь. Мне собачку жалко. Ты же её убьёшь? Не убивай её.
Вот же блин, она что, читает мысли?
– Я не буду её убивать, беги.
Алиса похромала в сияние гостиницы. Лай приближается. Значит они, скорее всего, уже наверху и натравили пса, он сам не учуял бы нас. Сколько у меня времени на Пацанчика? Минута-минута пятнадцать. Начинаю считать. На тринадцатой секунде молния освещает Пацанчика, табакерочным чёртиком вынырнувшего из-за угла. Это доберман. Такой же черный, как и я. Хрестоматийный доберман в хрестоматийном же шипастом ошейнике. Четырнадцать. Он оценивает расстояние и разгоняется для прыжка. Пятнадцать. Глаза горят, а ощеренная пасть недобро зияет на его чёрном теле. Шестнадцать. Он уже в пяти шагах, я сжимаю кастет в кулаке и встаю в стойку. Доберман прыгает. Семнадцать… и время замедляется. Я вижу, как капли ливня крупными хрустальными шариками медленно плывут вертикально вниз. Много-много