Именно на Суконке, в двухэтажном бревенчатом доме на краю холма, снял комнату Кирилл. Окно выходило на метро и аллею, украшенную трамвайными вагончиками довоенной и дореволюционной поры. Ночью они подсвечивались и пассажиры-манекены в них оживали. На одном из трамваев работал в тридцатые Иван Кабушкин, в Великую Отечественную участник Минского подполья. Посмертно Кабушкин получил Звезду Героя.
Сдававшие комнату Бородин Михайлович и Таисия Филипповна были престранной парой. Крепкого сложения старик с баками и сдвинутыми на нос очками представал перед студентом в неизменной холщовой блузе и мешковатых штанах, опоясанных верёвкой. Что удивительно, одежда Бородина Михайловича всегда отличалась завидной чистотой. Вести речь он предпочитал чуть наклонившись к собеседнику, а лицо его почасту озаряла неизъяснимая клыкастая улыбка. Сухонькая Таисия Филипповна надевала обычно кофту с неброскими шароварами или длиннополой юбкой. Мелкими чертами кроткого серьёзного лица Таисия Филипповна напоминала маленькую девочку.
Привязанные друг к другу трепетным чувством, старички не имели детей. Хозяева не пользовались Интернетом и мобильными, а звонили по телефонному аппарату с крутящимся диском. Когда Кирилл оплачивал жильё, он замечал в стариковской комнате множество ящичков и сундучков, а также древний верстак, подобный тому, на котором Карло вытесал Буратино. На стене висела домашняя утварь и связка баранок. Пахло горькими травами.
Половицы и двери в доме скрипели на разные лады. Дощатый пол устилали дорожки и паласы, стены украшали ковры. Возвращаясь с лекций, Кирилл не раз видел, как хозяин, развесив ковёр на заборе, усердно выбивает пыль и бормочет под нос песенку.
Первые дни Кирилла облаивал здоровенный, размерами с мастиффа, рыжий пёс, ошивавшийся во дворе и съедавший на обед целый таз супа, любезно подносимого Таисией Филипповной. Впоследствии рыжий привык к квартиранту и лишь провожал