Не было блаженства, не было восторга. Все чувства исчезли.
Вселенский разум поглотил его, стерев границы между «я» и всем остальным.
Ничто надвинулось, и оно не пугало.
– … заполнили тоску по небытию? – спросил писатель, когда Кирилл вернулся в себя.
– Простите, что?
Писатель выдержал паузу, пока Кирилл вновь не обрёл способность внимать, и сказал:
– Итак, повторюсь: мой принцип – не вмешиваться в историю, а дать событиям идти своим чередом. Представьте, вы мечтаете сделать мир счастливее и пишете книгу. Или занимаетесь изобретениями. Как бы вы поступили, если ваше детище, почти доведённое до ума, присвоил другой человек, не знакомый вам? При условии, что ваш труд действительно благотворно повлиял бы на человечество?
– Сложный вопрос, – Кирилл задумался. – Наверное, промолчал бы и не претендовал на авторство. Цель-то достигнута.
– Я тоже, – сказал писатель. – На мой вкус, единственным оправданием вмешательства в историю служит противодействие тем, кто стремится навязать ей свою волю. Это касается не только диктаторов, а всех, кто присваивает себе функции пасторов, пророков, богов. Я заинтересован в том, чтобы течением не сносило напрасных жертв. Поставьте, пожалуйста, «Волю небытия» на место. И принесите с той полки «Стратагему жертвы». Ключ номер четыре.
Пока Кирилл попадал ключом в крохотную замочную скважину, писатель срезал кончик сигары и закурил. Бутылка осталась на столе.
– Как видите, это настоящая книга, – заметил писатель, когда студент справился с замком. – Откройте страницу с оглавлением.
Между заключительными страницами нашлись фотографии. На первой, чёрно-белой, из дощатого пола торчал здоровенный кол, окружённый зажжёнными свечами. На заднем фоне виднелись приколоченные к стене полки. На нижней из них выстроились трёхлитровые банки, на верхней – черепа. Искусно подобранный свет усиливал зловещую атмосферу. Студент счёл инсталляцию эффектной. Следующие две фотографии принадлежали двум молодым незнакомцам. Первый, лупоглазый очкарик в пиджаке поверх водолазки, обладал усами, печально известными как усы девственника. Второй, из-под распахнутой кожаной куртки которого поблёскивали на чёрной футболке цепи, выделялся свалявшимися патлами и подведёнными веками. Последняя фотография вызывала отвращение: на ковровой дорожке стоял алюминиевый таз, наполненный внутренностями, венчали которые две отсечённые человеческие кисти с окровавленными выпрямленными пальцами. Кирилл фыркнул.
– Вы добрались до последнего снимка? – уточнил писатель, невидящим взором устремившийся перед собой. – Узнали кухню?
Стараясь не смотреть на алюминиевый таз, студент сравнил. Без сомнения, на фото запечатлелась хозяйская кухня, где они пили чай из самовара с угощениями от Таисии Филипповны.
– Хозяева