Всего секунду назад я стоял на коленях в огромной луже черной крови, а рядом со мной лежала моя мертвая подруга. Сейчас, вечность спустя, я бегу сам не зная куда, совершенно ничего перед собой не видя, чтобы убить этого жалкого, подлого, грязного, ничтожного старика. Настигнуть и убить. С такой же злостью, с такой же жестокостью, с какой убивал и он. Выколоть ему глаза, вырвать язык, заставить проглотить его. Я собираюсь в полной мере отомстить за Зайру, сделать с ним все, что сделал с ней он и даже больше. Я отрежу ему яйца, переломаю каждый палец, а после убью. Если он, конечно, сам не помрет, пока я буду срезать с его ног мясо.
Меня хватают за одежду, и она рвется, но этого оказывается достаточно, чтобы замедлить меня и сразу свалить с ног. И вот спустя всего, казалось, мгновение, которое к тому же еще даже и не закончилось, после того, как я покинул дом, где…
…с головой окунувшись в вонючую кучу мусора, я лежу на земле, а мои друзья изо всех сил меня держат. Я пытаюсь вырваться. Кричу:
– Отпустите меня! – рвется из груди. – Я убью его! Я должен его убить!
– Аарон! – где-то далеко и одновременно близко.
– От… пусти!
– Аарон, прекрати, Аарон! – без понятия, кто из них держит меня, или они делают это вместе. В глазах лишь ненависть, злость, а еще такое количество грязи, что ничего кроме нее и не видно. А, впрочем, и не важно. Важно то, что я их всех ненавижу. Они мешают мне восстановить справедливость. Такую важную справедливость. Стоит только догнать…
– Дай! Уйди! – я дергаюсь, вырываюсь и даже кусаюсь… темнота.
Что это было?
Я не сразу понял. Удар. Точный. Прилетевший мне прямо между глаз. Мир замедлился или размылся. На пол секунды перестал существовать. Темнота проглотила меня и сразу же выплюнула. Меня вырвало, лежа на земле, и рвота расплылась по моим щекам, попала мне в разбитый нос, там смешавшись с кровью. Меня тут же перевернули, чтобы я не захлебнулся, и меня вырвало еще раз. Зрение сразу же вернулось. Темнота мгновенно отступила. Кто-то рукавом вытирал мое лицо, еще кто-то почти на ухо шептал.
– На нужно уходить. Уже стемнело, – какое страшное предложение.
И правда темно, улицы едва различимы.
– Вставай! Бежим!
Они сделали это почти насильно, и я встал, чтобы навсегда уйти