В свою очередь "я" взаимодействует с именем посредством взрывания его замкнутой и полой поверхности, его формальности, когда имя получает трещину, одвусмысливается, оскандаливается, теряет свои благонадежные контуры. Это результаты процесса "влезания" "я" в свое имя. Исподволь, неуловимо античная Мойра трансформируется в Судьбу ("Судьба есть слово неподдающейся описанию внутренней достоверности"). Когда бы имя вмещало "я", тогда бы структура уже не столько собирала в смысловое единство живущее тело, сколько указывала бы на что-то другое, независимое от телесности.
Структуры смысла всегда предзаданы "я", более того, "я" присутствует на поверхности смысла как разрыв поверхности, как ее отрицание, как истечение из андеграунда, истечение глубины и первозданности, поэтому как нонсенс. Допуская "я", поверхность смысла отрицает саму себя. В каждом конкретном случае "я" может или до известного предела подчиняться последовательному овнешнению (жест), разложению на внешние аспекты и события, или же "я" представляет исключительное напряжение самоданности, чистую интенсивность, энергию, которая разрушает упорядоченность коннотирующих с ней смысловых рядов, в таком случае "я" становится эпицентром, из которого исходят волны смыслоразрушения, отчего тектонические плиты поверхности смысла начинают колебаться и наплывать друг на друга.
Итак, "я" – это разлом поверхности смысла, через который вечно является асмысловой фактор конституирования смысла. Однако разлом поверхности несоизмерим с самой поверхностью, он никогда не расширяется до пределов всей поверхности смысла и никогда не может упразднить собой эту поверхность, потому что на ней значится и "другой". Поэтому энергия "я" на поверхности смысла всегда конечна, и то движение поверхности, которое вызывает "я" в качестве самоотнесенной имманентности, затухает, исчерпывает себя. Поверхность смысла призвана собирать бесконечный мир в единый лик мира, который видим Другим, и этот лик несоизмерим со всякой конкретной интенсивностью, изливающейся посредством "я". Конкретная интенсивность всегда обречена. Кроме того, весь бунт "я" противоречив, ибо "я" стремится не поглотить и обрушить поверхность смысла в имманентность, но стремится к устойчивости на этой поверхности, преобразовывая в соответствии с собой коннотирующие смысловые ряды; "я" претендует на то, чтобы быть уникальным центром смысловых перспектив. При этом, у него нет другого способа быть таковым, как только транслировать подчиненные и перестроенные смысловые окрестности в Эон, то есть необходимо состояться относительно Эона как