Запах этого белья Арина будет помнить всю жизнь. Наволочки, полотенца, мамины сорочки – всё источало аромат свежести, снега, морозной Сибири. Как же сладко спалось в родном доме!
Улица была хороша ещё и тем, что у неё имелось своё собственное озерцо. Оно образовалось во время наводнения 1958 года, когда строители, по команде Михаила Петровича Истомина, ограничили опасный нрав горной реки насыпной дамбой. Вода, не успевшая уйти в основное русло, стала служить людям.
Зимой озерцо замирало под толщей льда, давая возможность ребятне с утра до ночи гонять на коньках, сражаться в хоккей, учиться фигурному катанию на «снегурках», прикрученных к валенкам сыромятными бечёвками. Оно поило угоревших от внутреннего жара ребятишек, падавших на животы возле небольшой проруби, – не домой же им бежать ради пары глотков! Весной и осенью озерцо принимало перелётных птиц. Летом манило тёплой водой, поощряло «судоходство» на самодельных плотах и надувных автомобильных камерах.
Самой счастливой семьёй на улице Леонова ребятишки считали семью Шараповых. Повезло людям – целое озеро под окнами! А ещё отец Никиты, Пети и Наташи был, по определению девочек, самым красивым человеком на всей улице. Данил Архипович Шарапов возглавлял геологоразведочную партию, чаще всего ходил в кирзовых сапогах, выгоревшей кепке, но во всём его облике было что-то благородное. В летние каникулы на собственном москвиче он возил ребятишек в Крым. На вояж – из Сибири к морю по карте автомобильных дорог – мог решиться только настоящий геолог!
Соседи, выстроившие рядом с Истомиными скромные небольшие пятистенки, были людьми добрыми, работящими, хозяйственными. Самым мудрым человеком на улице считали бабуню. Её любили, с ней советовались. К ней приходили ревнивые жёны, чтобы раскинуть на картах личную проблему. Старушка расторопно расправлялась с картами и объявляла очередной страдалице, что та проблема не стоит выеденного яйца. Утешать бабуня умела и любила. Где и не так карты ложились, а у неё выходило: всё перемелется, мука будет. Психотерапия!
В восемь лет Арине Истоминой вырезали аппендицит. Обессилевшая от крика и слёз, она лежала в полном одиночестве в послеоперационной палате и думала о том, что ей не дожить до утра. Пытаясь притерпеться к жгучей боли, девочка невольно приноравливалась к её нраву: пусть слёзы текут сами собой, только бы не всхлипывать. Поднимать голову, шевелить ногами нельзя: расплаты не избежать. Коварная боль набросится и будет терзать, пока не убедится: её жертва – парализована.