– Нельзя мне на море, – вздыхала мать.
– Мы на прохладное море поедем, на Рижское взморье, – убеждал он ее и рассказывал о Риге, о старом городе, Домском соборе с органом, забавных памятниках и уютных кафешках. Все это он слышал у Лавровых и сейчас старательно вспоминал и пересказывал матери, чувствуя, как она успокаивается и затихает.
Мать прооперировали, она выжила и начала потихоньку выздоравливать. Вот когда понадобились деньги на рыночное мясо и творог, на фрукты и овощи.
Петр научился всему – варить бульон, готовить котлеты на пару, выжимать соки. Под Новый год он привез мать домой и сумел сам приготовить стол, нарядить елку, и они с матерью посидели за столом, чокаясь газировкой.
С этого времени все как-то потихоньку начало налаживаться. Они привыкли к квартире, она уже не казалась такой ужасной, Петр привык к троллейбусной толкотне, мать начала вставать, возиться на кухне и бродить по квартире с тряпкой, сняла с Петра часть хозяйственных забот. Сосед Костян проворовался в своем гастрономе, его осудили и отправили на зону, откуда он уже не вернулся – там нашлись более крутые психопаты и садисты, в драке с которыми он и погиб. Его жена, тетя Ася, когда с нее сошли синяки, оказалась симпатичной женщиной, они с матерью подружились, стали ходить друг к другу пить чай и сидеть вместе на лавочке под рябиной. Даже пивная компания у соседнего подъезда рассосалась – кто ушел в армию, кто попал на зону. Осталась пара-тройка парней, подрастерявших кураж, теперь они вполне миролюбиво кивали, встречая Петра, и он кивал в ответ. И вообще, оказалось, что в доме живут вполне нормальные люди, в основном, инженерно-технические работники с соседнего завода.
Петру стало легче, ненависть уже не душила его, он почувствовал, что жизнь продолжается, и надо искать в ней свое место.
Он приналег на учебу, но времени не хватило. Стремительно приблизилась весна, экзамены, он не успел залатать огромную прореху в знаниях. Экзамены он сдал плохо, на троечки, соваться в институт с таким аттестатом было бесполезно. Впереди замаячила армия. К его удивлению, Маша тоже сдавала слабовато, репетиторы старались впустую.
Искать нормальную работу перед армией не имело смысла, и Петр устроился разнорабочим на завод.
Это была лошадиная работа. Петр целыми днями таскал по цеху тяжелые вагонетки, наполненные металлическими кольцами – деталями будущих подшипников. Гудели станки, абразивные круги со скрежетом и снопами искр вгрызались в металл, с шумом лилась охлаждающая эмульсия – первое время от всего этого у Петра болела голова, от постоянного напряжения болели все мышцы. Но постепенно он привык, окреп, и руки уже не дрожали, когда он за ужином держал ложку или вилку.
За станками работали женщины – молодые, пожилые и совсем девчонки. Мужчины – мастера и наладчики – важно расхаживали по цеху, начальственно покрикивали, иногда кадрились к девчонкам помоложе и посимпатичнее, зубоскалили, похлопывали их по ягодицам. Девчонки визгливо хихикали и отбивались