Он еще по привычке бегал к Лавровым, но и там ему стало неуютно. Он заметил, как холодно его стала встречать Машина мать Нина Владимировна. Однажды она сказала ему прямо:
– Петя, тебе не следует так часто у нас бывать, ты отвлекаешь Машу от занятий. Да и сам отвлекаешься. Институт – дело серьезное. Тебе пора подумать и о своей судьбе.
И он понял: детство кончилось. Если Машкиной матери было безразлично, с кем ее дочка играет в сыщиков-разбойников, то для взрослых отношений с дочерью Петр ей явно не подходил. Она сделает все, чтобы их разлучить.
Его опасения подтверждались. Скоро Маша сказала, что ей для подготовки в институт наняли репетиторов. Значит, заниматься вместе они больше не будут. Репетиторы были платными, и Петр не мог пользоваться их услугами «на халяву». И он перестал бегать к Лавровым. Еще через некоторое время Маша сказала, что у нее портится зрение, она хочет пересесть поближе к доске и уже договорилась с Риткой Борщовой поменяться местами.
Петр тогда ничего не сказал, только скрипнул зубами. А что почувствовал – даже вспоминать не хочется…
Тогда же он понял справедливость поговорки, что беда не приходит одна. Потому что пришла еще одна беда, да какая! Заболела мать. Она давно уже недомогала, да у нее все руки до себя не доходили. А когда наконец собралась и прошла обследование, оказалось – онкология. И уже не в первой стадии.
Нужно было срочно оперироваться, но мать вдруг испугалась. Не за себя – за него. А вдруг она умрет и оставит своего мальчика одного, без помощи, почти без денег! Ведь он даже школу еще не окончил! В этом состоянии панического страха она быстро приняла решение: обменять их квартиру на меньшую с доплатой и только потом ложиться на операцию. Если она умрет, у Петра хотя бы будут деньги.
У них была хорошая просторная «двушка» в центре, и на нее мигом нашлись охотники. Уже через месяц они переехали на окраину, в однокомнатную квартиренку на первом этаже «хрущобы» у трамвайного кольца.
Всю «прелесть» новой жизни они ощутили уже в первые дни. В квартире было темно, солнце заглядывало в окна лишь ненадолго перед закатом. Прямо под окнами с раннего утра и до ночи дребезжали трамваи. Телевизор смотреть было невозможно – когда проходил трамвай, изображение на экране рябило и тряслось. За стенкой по вечерам звучал пьяный мат вперемешку с женским плачем – сосед Костян, грузчик из ближайшего гастронома, психопат-алкоголик, «воспитывал» жену.
В школу теперь приходилось ездить через весь город, толкаться в троллейбусе. Возвращаясь, он всегда видел у соседнего подъезда группу парней, примерно своих ровесников. Они галдели, гоготали и матерились вокруг трехлитрового бидона с пивом. Асфальтовый пятачок вокруг них был заплеван и засыпан окурками. Когда Петр приближался,